Эта статья была опубликована в нью-йоркской газете Новый мир 20 января 1917 года. Позднее она вошла в книгу Троцкого Война и революция (1923), том 2, с. 424-428.
Революционные годовщины — не столько дни воспоминаний, сколько дни поучений. Особенно для нас, русских. Наша история бедна. То, что называлось нашей самобытностью, состояло в значительнейшей степени из отсталости, бедности, невежества и неумытости. Только революция 1905 года вывела нас на большую дорогу политического развития. 9 января петербургский рабочий крепко постучался у ворот Зимнего дворца. Но можно сказать, что это весь русский народ впервые постучался у ворот истории. Коронованный дворник не вышел не стук. Но уже через девять месяцев — 17 октября 1905 года — ему пришлось приоткрыть тяжелые ворота самодержавия, и, несмотря на все дальнейшие усилия реакции, маленькая щель оставалась всегда. Революция не победила. У власти стоят сейчас те же силы и почти те же фигуры, что и двенадцать лет тому назад. Но революция сделала Россию неузнаваемой. Царство неподвижности, рабства, православия, водки и покорности стало царством брожения, критики и борьбы. Там, где недавно было только расползающееся тесто, — безличный, бесформенный народ, «святая Русь», — новые классы сознательно противостали друг другу, возникли политические партии со своими программами и методами борьбы. 9 января открывает новую русскую историю; от этой кровавой черты нет возврата назад, к проклятой азиатчине прежних веков, — нет и не будет.
* * *
Не либеральная буржуазия, не мелкобуржуазная демократия, не радикальная интеллигенция, не многомиллионное крестьянство, а российский пролетариат открыл своей борьбой новую историю России. Это основной факт. На нем, как на фундаменте, мы, социал-демократы, строим свои выводы и свою тактику. 9 января во главе петербургских рабочих оказался священник Георгий Гапон, фантастическая фигура, в которой сочетались: авантюрист, истерик и плут. Его поповская ряса была той пуповиной, которая еще связывала рабочих со старой, со «святой» Русью. Но уже через девять месяцев, во время октябрьской стачки, величайшей политической забастовки, какую когда-либо знала история, во главе петербургских рабочих стояла их собственная, выборная, самоуправляющаяся организация: Совет Рабочих Депутатов. В его составе было немало рабочих, которые раньше входили в штаб Гапона, но за несколько месяцев революции они выросли на целую голову, как и весь тот класс, который они представляли. Гапон, тайно вернувшийся к тому времени в Россию, пытался возродить свою организацию и сделать ее орудием Витте. «Верные гапоновцы» собирались несколько раз в Соляном городке, бок о бок с Советом Рабочих Депутатов и до нас, во время заседаний, нередко долетали звуки «вечной памяти»: дальше похоронных песнопений по жертвам января гапоновцы не пошли.
В первый период революции выступления пролетариата встречали симпатию и даже поддержку либерального общества. Милюловы рассчитывали, что рабочие намнут бока царизму и сделают его склонным к соглашению с оппозиционной буржуазией. Но царская бюрократия, привыкшая в течение столетий к господству над народом, отнюдь не торопилась делить свою власть с либералами. Уже в октябре 1905 года буржуазия убедилась, что подойти к власти можно не иначе, как перебив позвоночный столб царизму. Совершить это благородное дело могла, очевидно, только победоносная революция.
Но вся суть в том, что революция выдвигает на передний план рабочий класс, сплачивает и закаляет его в непримиримой враждебности не только к царизму, но и к капиталу. В течение октября, ноября и декабря 1905 года — в эпоху Совета Рабочих Депутатов — мы наблюдаем, как каждый новый, революционный шаг пролетариата отбрасывает либералов в сторону монархии. Надежды на революционное сотрудничество буржуазии и пролетариата оказываются безнадежной утопией. Кто этого не увидел тогда и не понял позже, кто еще мечтает об «общенациональном» восстании против царизма, — для того революция и классовая борьба являются книгой за семью печатями.
В конце 1905 года вопрос встал ребром. Монархия уже успела убедиться на опыте, что в минуту решительного боя буржуазия не поддержит рабочих, и решила двинуть против них все свои силы. Начались грозные декабрьские дни. Совет Рабочих Депутатов в Петербурге был арестован верным правительству гвардейским измайловским полком. Последовал грандиозный ответ: стачка в Петербурге, восстание в Москве, бурные революционные движения во всех промышленных городах и центрах, восстание на Кавказе и в Латышском крае. Революционное движение было раздавлено. И немало было таких горе-«социалистов», которые из нашего декабрьского поражения поспешили сделать тот вывод, что революция в России невозможна без поддержки либеральной буржуазии. Если бы это было верно, это означало бы, что революция в России невозможна вообще.
Наша крупная промышленная буржуазия — а только она и имеет подлинную силу — отделена от пролетариата непреодолимой классовой враждебностью и нуждается в монархии, как в оплоте порядка. Гучковы, Крестовниковы и Рябушинские не могут не видеть в революционном пролетариате своего смертельного врага. Наша средняя и мелкая торгово-промышленная буржуазия имеет в экономической жизни страны ничтожное значение, и вся с головы до ног опутана сетями зависимости от крупного капитала. Милюловы, вожди мещанства, лишь постольку играют политическую роль, поскольку орудуют как приказчики крупной буржуазии. Именно поэтому кадетский вождь назвал знамя революции «красной тряпкой», снова и снова отрекался от него и совсем недавно, уже во время войны, заявил, что если бы для победы над немцами нужна была революция, то он отказался бы от победы.
Огромное место в русской жизни занимает крестьянство. В 1905 году оно всколыхнулось до самых глубоких своих низов. Крестьяне изгоняли своих помещиков, поджигали усадьбы, захватывали дворянские земли. Но проклятие крестьянства — в его разбросанности, разобщенности, отсталости. Да и интересы разных слоев крестьянства очень разнородны. Против местных своих крепостников крестьяне вставали грудью, но останавливались в почтительном страхе перед всероссийским крепостником. Более того: крестьяне-солдаты не поняли того, что пролетариат проливает свою кровь не только за себя, но и за них, и в качестве слепого орудия царской власти раздавили рабочее восстание в декабре 1905 года.
Кто вдумается в опыт 1905 года и протянет от него нити к сегодняшнему дню, тот поймет, что безжизненны и жалки надежды наших социал-патриотов на революционное сотрудничество пролетариата с либеральной буржуазией. За протекшие 12 лет крупный капитал в России сделал огромные завоевания. Средняя и мелкая буржуазия попала в еще большую зависимость от банков и трестов. Численно возросший пролетариат отделен от буржуазных классов еще большей пропастью, чем в 1905 году. Если «общенациональной» революции не вышло 12 лет тому назад, то тем меньше на нее надежд теперь. За то время, правда, сильно повысился культурно-политический уровень русского крестьянства. Но на революционную роль крестьянства, как сословия, опять-таки несравненно меньше надежд, чем в 1905 году.
Действительно надежного союзника промышленный пролетариат может найти только в пролетарских и полупролетарских слоях деревни. — Но есть ли в таком случае шансы на победу революции в России? — спросит иной скептик. Это вопрос особый, и мы постараемся показать на страницах «Нового Мира», что такие шансы есть и что они очень солидны. Но прежде чем подойти к этому вопросу, нужно очистить дорогу от всяких суеверий насчет возможности революционного сотрудничества труда и капитала в борьбе против царизма.
Опыт 1905 года говорит нам, что такое сотрудничество — жалкая утопия. Знакомиться с этим опытом, изучать его — долг каждого мыслящего рабочего, который хочет избежать трагических ошибок. В этом именно смысле мы и сказали выше, что революционные годовщины для нас не только дни воспоминаний, но и дни великих поучений.
Новый мир, 20 января 1917 г.