Русский

Эта неделя в русской революции

6–12 ноября: Большевики приходят к власти в Петрограде

Последняя отчаянная попытка Керенского сломить большевистскую партию ведет лишь к еще большему падению авторитета правительства. Когда в Петрограде открывается Второй съезд Советов, большевики уже твердо контролируют положение в городе. Сформированное большевистской партией правительство немедленно принимает Декреты о мире, земле, образовании и 8-часовом рабочем дне.

Петроград, 6-7 ноября (24-25 октября по ст. ст.): В ответ на правительственные удары большевики начинают восстание

Крейсер «Аврора»

В ночь с 5 на 6 ноября (с 23 на 24 октября по ст. ст.) телефонный звонок будит члена большевистского ЦК Георгия Оппокова-Ломова, ночевавшего в большевистской типографии «Прибой», которая расположена неподалеку от Смольного. «Некоторое время он ждал, что кто-нибудь другой, превозмогая предрассветный холод, подойдет к телефону, затем встал, взял трубку и услышал возбужденный голос Троцкого, который призывал Ломова и его товарищей в штаб ВРК: “Керенский выступил… Все в Смольный!”» (А. Рабинович, Большевики приходят к власти).

В Смольном институте, штаб-квартире Военно-революционного комитета, быстро собираются руководители ВРК: большевики Троцкий, Свердлов, Антонов-Овсеенко, Подвойский и Лашевич, а также левый эсер Лазимир. Они издают приказ полевым комитетам и комиссарам в военных частях и на важных объектах в районе Петрограда. Приказ под заголовком «Предписание № 1» гласит:

«Петроградскому Совету грозит прямая опасность; ночью контрреволюционные заговорщики пытались вызвать из окрестностей юнкеров и ударные батальоны в Петроград. Газеты Солдат и Рабочий путь закрыты. Настоящим предписывается привести полк в боевую готовность. Ждите дальнейших распоряжений. Всякое промедление и замешательство будет рассматриваться как измена революции» (там же).

Первый шаг Троцкого — поручить Литовскому полку и 6-му саперному батальону восстановить работу большевистской газеты Рабочий путь. Солдаты верны Совету и быстро разгоняют юнкеров Временного правительства. Они срывают печати и впускают большевистских типографских рабочих обратно в здание, чтобы те могли возобновить работу. Это становится одной из первых проверок силы большевистской власти в городе.

В воинские части поступают противоречащие друг другу приказы — от Временного правительства и от Военно-революционного комитета. Однако усилия большевиков в течение нескольких прошедших дней укрепили лояльность широких слоев солдат и рабочих в отношении Военно-революционного комитета. Солдаты повсеместно заявляют, что приказ, не подписанный Военно-революционным комитетом, недействителен и не будет выполняться.

Крейсер «Аврора», ставший вскоре символом Октябрьской революции, получает приказ Временного правительства выйти из Невы в акваторию моря. Матросы экипажа обращаются к ВРК, и тот отдает «приказ № 1218: «”На случай нападения на петроградский гарнизон со стороны контрреволюционных сил крейсеру «Аврора» обеспечить себя буксирами, пароходами и паровыми катерами”. Крейсер с восторгом выполняет задание, которого он только и ждал» (Троцкий, История русской революции, том 2, часть 2). «“Аврора" на Неве означала не только превосходную боевую единицу на службе восстания, но и готовую к услугам радиостанцию. Неоценимое преимущество!» (там же)

Режим «крови и железа» во главе с «верховным главнокомандующим» Александром Керенским демонстрирует свое бессилие. Приказы Керенского по большей части игнорируются населением Петрограда. Почти всегда, когда правительство бросает вызов большевикам, конфронтация приводит к усилению влияния большевиков и ослаблению правительственной власти.

В течение 7 ноября (25 октября по ст. ст.) большевики и их сторонники шаг за шагом овладевают стратегическими объектами города. Троцкий заявляет на заседании ЦК и большевистской фракции съезда Советов, что надеется на бескровную победу. Заявление встречают овацией. Большевики и их союзники почти без выстрелов берут Петроград под свой контроль.

Слова Троцкого встречают критику со стороны «умеренного» крыла большевиков во главе с Каменевым и Рязановым, считающих, что ВРК зашел слишком далеко.

Все еще действует решение ЦК в отношении Ленина, требующее от него оставаться на нелегальном положении, однако Ленин убежден, что его присутствие необходимо в Смольном, чтобы преодолеть сопротивление правого крыла собственной партии. «Правительство колеблется — пишет он. — Надо добить его во что бы то ни стало! Промедление в наступлении смерти подобно!».

Ленин надевает парик и старую кепку, перевязывает щеку белой повязкой, словно у него болят зубы, и отправляется в Смольный. Когда они с Эйно Рахья уже поблизости и идут пешком по Шпалерной улице, они вынуждены спрятаться от конного патруля юнкеров, встреча с которыми при данных обстоятельствах могла окончиться гибелью Ленина. В Смольном Ленин сразу же подключается к работе большевистского ЦК.

В Истории русской революции Троцкий пишет: «В истории не было примера революционного движения, где были бы замешаны такие огромные массы, и которое прошло бы так бескровно».

Фландрия, 6 ноября: Канадские войска захватывают деревню Пашендейль, но кровавая бойня на Западном фронте продолжается

Канадские саперы кладут мостки поверх грязи во время Второй битвы при Пашендейле

В ходе Второй битвы при Пашендейле канадские войска захватывают деревню под упомянутым названием. Продвижение на несколько сот метров стоит тысяч жертв с обеих сторон и происходит спустя три месяца после начала Третьей битвы при Ипре. Британское командование рассчитывало взять Пашендейль в самом начале своей операции.

Канадское наступление начато спустя сего две недели после того, как австралийские и новозеландские войска понесли ужасные потери в ходе первой неудачной попытки захватить эту деревню. Было проведено три атаки, первая — 26 октября. Операции усложнились из-за сильных дождей, которые превратили всю местность в сплошное месиво. Поступают сообщения о случаях, когда солдаты случайно соскальзывали с узких деревянных подмостков в траншеях между окопами и тонули в грязи под тяжестью своего снаряжения.

Канадский корпус несет самые тяжелые потери, лишившись более 15,6 тысяч человек в промежуток между 26 октября и 9 ноября. Обще число британских потерь составляет 14.219 солдат из 5-й армии и 29.454 — из 2-й армии. С 21 октября по 31 октября потери немцев насчитывают 20.500 человек; с 1 ноября по 10 ноября убито и ранено еще 9.500 немецких солдат.

Британцы и канадцы не достигают своей тактической цели — захвата высоты к северу от деревни Пашендейль. Надежды генералов развить наступление разрушены итальянской катастрофой в битве при Капоретто. Британское и французское военное командование между 10 ноября и 12 декабря было вынуждено отправить на Итальянский фронт 12 дивизий.

Овладение Пашендейлем завершает серию атак, получивших название Третьей битвы при Ипре. Простое упоминание деревни Пашендейль впоследствии станет символом бессмысленного убийства сотен тысяч молодых людей с обеих сторон, практически без каких-либо существенных территориальных результатов.

Петроград, 7 ноября (25 октября по ст. ст.): Съезд Советов открывается в условиях, когда большевики уже контролируют столицу

Кронштадтские моряки, 1917 г.

Моряки Балтийского флота, ярые сторонники большевиков, задолго до рассвета 7 ноября (25 октября по ст. ст.) отплывают из Кронштадта. К рассвету этого дня военная флотилия, состоящая из пяти нагруженных вооруженными матросами эсминцев, на полном ходу уже приближается к Петрограду. Впереди миноносец «Самсон», над которым развевается огромный транспарант с лозунгом «Долой коалицию! Да здравствует Всероссийский съезд Советов! Вся власть Советам!»

К середине дня отряды большевистских матросов в черных шинелях, с винтовками на плечах и патронташами крест-накрест, занимают позиции по всему городу. Когда моряки Кронштадта видят матросов на борту «Авроры», обе группы революционных моряков бросают в воздух свои бескозырки.

На заседании Петроградского Совета, открывшегося в 14:35, Троцкий посреди громовых аплодисментов провозглашает: «От имени Военно-революционного комитета объявляю, что Временное правительство больше не существует!» В разгар речи Троцкого в зале появляется Ленин, делегаты вскакивают на ноги и аплодируют еще громче. Троцкий заявляет: «Да здравствует товарищ Ленин, он снова с нами». Троцкий и Ленин стоят вместе на трибуне, а вокруг них в это время разворачивается Октябрьская революция.

В отчаянии Керенский назначает кадета Александра Коновалова исполняющим обязанности председателя кабинета министров в Зимнем дворце. Последняя надежда Керенского — поехать на фронт и сплотить контрреволюционные войска, чтобы свергнуть большевиков. Для этой цели он получает помощь со стороны американского посольства. В течение многих месяцев Керенский утверждал, что Ленин являлся «немецким агентом», поскольку проехал через Германию в «пломбированном» вагоне. Теперь же сам Керенский бежит из Петрограда в автомобиле «Рено», предоставленном американскими дипломатами, под прикрытием американского государственного флага. Но Керенский и на фронте не находит солдат, готовых поддержать его.

На съезде Советов Луначарский от имени большевиков заявляет, что приветствует участие других партий в новом правительстве. Однако многие представители других партий, в том числе меньшевики и правые эсеры, осуждают действия большевиков и уходят со съезда.

Эти «социалисты» были готовы служить министрами в составе провоенной, прокапиталистической диктатуры под руководством Керенского. Однако они не желают участвовать в действительно социалистическом правительстве. Меньшевики и правые эсеры осуждают большевистский «заговор». Они требуют, чтобы большевики вернули власть обратно Временному правительству и вошли в коалицию с теми самыми силами, которые еще накануне требовали бросить большевиков в тюрьму. Это побуждает Троцкого от имени большевиков громко заявить:

«То, что произошло, это восстание, а не заговор. Восстание народных масс не нуждается в оправдании. Мы закаляли революционную энергию петербургских рабочих и солдат. Мы открыто ковали волю масс на восстание, а не на заговор… Наше восстание победило. И теперь нам предлагают: откажитесь от своей победы, заключите соглашение. С кем? Я спрашиваю: с кем мы должны заключить соглашение? С теми жалкими кучками, которые ушли отсюда?.. Но ведь мы видели их целиком. Больше за ними нет никого в России… Нет, тут соглашение не годится! Тем, кто отсюда ушел, как и тем, кто выступает с подобными предложениями, мы должны сказать: вы — жалкие единицы, вы — банкроты, ваша роль сыграна, отправляйтесь туда, где вам отныне надлежит быть: в сорную корзину истории!» (История русской революции, том 2, часть 2).

В то время как меньшевистские и эсеровские делегаты в негодовании покидают съезд Советов, остальные делегаты, включая многих левых эсеров, принимают резолюцию, где говорится: «Уход соглашателей не ослабляет Советы, а усиливает их, так как очищает от контрреволюционных примесей рабочую и крестьянскую революцию… Долой соглашателей! Долой прислужников буржуазии! Да здравствует победоносное восстание солдат, рабочих и крестьян!»

Джон Рид в своих воспоминаниях следующим образом описывает дневную сцену в двухстах метрах от Зимнего дворца:

«То было изумительное зрелище. Как раз на углу Екатерининского (ныне Грибоедовского) канала под уличным фонарём цепь вооружённых матросов перегораживала Невский, преграждая дорогу толпе людей, построенных по четыре в ряд. Здесь было триста-четыреста человек: мужчины в хороших пальто, изящно одетые женщины, офицеры — самая разнообразная публика. Среди них мы узнали многих делегатов съезда, меньшевистских и эсеровских вождей. Здесь был и худощавый рыжебородый председатель исполнительного комитета крестьянских Советов Авксентьев, и сподвижник Керенского Сорокин, и Хинчук, и Абрамович, а впереди всех — седобородый петроградский городской голова старый Шрейдер и министр продовольствия Временного правительства Прокопович, арестованный в это утро и уже выпущенный на свободу. Я увидел и репортёра газеты Russian Daily News Малкина. “Идём умирать в Зимний дворец!” — восторженно кричал он. Процессия стояла неподвижно, но из её передних рядов неслись громкие крики. Шрейдер и Прокопович спорили с огромным матросом, который, казалось, командовал цепью.

“Мы требуем, чтобы нас пропустили! — кричали они. — Вот эти товарищи пришли со съезда Советов! Смотрите, вот их мандаты! Мы идём в Зимний дворец!…”

Матрос был явно озадачен. Он хмуро чесал своей огромной рукой в затылке. “У меня приказ от комитета — никого не пускать во дворец, — бормотал он. — Но я сейчас пошлю товарища позвонить в Смольный…?

“Мы настаиваем, пропустите! У нас нет оружия! Пустите вы нас или нет, мы всё равно пойдём!” — в сильном волнении кричал старик Шрейдер.

“У меня приказ…” — угрюмо твердил матрос.

“Стреляйте, если хотите! Мы пойдём! Вперёд! — неслось со всех сторон. — Если вы настолько бессердечны, чтобы стрелять в русских и товарищей, то мы готовы умереть! Мы открываем грудь перед вашими пулемётами!”

“Нет, — заявил матрос с упрямым взглядом. — Не могу вас пропустить”.

“А что вы сделаете, если мы пойдём? Стрелять будете?”

“Нет, стрелять в безоружных я не стану. Мы не можем стрелять в безоружных русских людей…”

“Мы идём! Что вы можете сделать?”

“Что-нибудь да сделаем, — отвечал матрос, явно поставленный в тупик. — Не можем мы вас пропустить! Что-нибудь да сделаем…”

“Что вы сделаете? Что сделаете?”

Тут появился другой матрос, очень раздражённый. “Мы вас прикладами! — решительно вскрикнул он. — А если понадобится, будем и стрелять. Ступайте домой, оставьте нас в покое!”» (см.: http://scepsis.net/library/print/id_1539.html#start_1560)

В то время как последующие изложения Октябрьского переворота — сталинистские и контрреволюционные — описывали драматический штурм Зимнего дворца, на самом деле дезорганизованные и деморализованные защитники Временного правительства постепенно рассеивались и уходили из здания по мере того, как большевики усиливали осаду и просачивались во дворец.

Историк А. Рабинович так описывает сцену ареста правительства:

«Затем министры заняли места вокруг стола и безучастно наблюдали за происходящим. Распахнулась дверь, и, по словам Малянтовича, “в комнату влетел, как щепка, вброшенная к нам волной, маленький человечек под напором толпы, которая за ним влилась в комнату и, как вода, разлилась сразу по всем углам и заполнила комнату…”. Этим человечком был Антонов-Овсеенко. “Временное правительство здесь — сказал Коновалов, продолжая сидеть. — Что вам угодно?”

“Объявляю вам, всем вам, членам Временного правительства, что вы арестованы”, — ответил Антонов-Овсеенко, а Чудновский стал записывать фамилии присутствующих и составлять протокол. Убедившись в отсутствии самой желанной добычи — Керенского, многие из нападавших пришли в неистовство. Кто-то крикнул: “Какого черта, товарищи! Приколоть их тут и вся недолга!..” Малянтович вспоминает, что Антонову-Овсеенко удалось спасти членов кабинета от самосуда. Он твердо сказал: “Товарищи, вести себя спокойно! Все члены Временного правительства арестованы. Они будут заключены в Петропавловскую крепость. Никакого насилия над ними учинить я не позволю. Ведите себя спокойно!”» (см.: http://scepsis.net/library/print/id_1499.html)

Петроград, 8 ноября (26 октября по ст. ст.): Съезд Советов издаёт «Декрет о мире»

«Декрет о мире»

«Декрет о мире» становится первой правительственной мерой Всероссийского съезда Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Написанный и предложенный Лениным, Декрет предлагает всем воюющим странам начать немедленные переговоры о мире без аннексий и контрибуций. «Вопрос о мире, —пишет Ленин — есть жгучий вопрос, больной вопрос современности».

После принятия декрета Ленин говорит в заключение:

«Наше обращение должно быть направлено и к правительствам и к народам. Мы не можем игнорировать правительства, ибо тогда затягивается возможность заключения мира, а народное правительство не смеет это делать, но мы не имеем никакого права одновременно не обратиться и к народам. Везде правительства и народы расходятся между собой, а поэтому мы должны помочь народам вмешаться в вопросы войны и мира… Предлагая немедленно заключить перемирие, мы обращаемся к сознательным рабочим тех стран, которые много сделали для развития пролетарского движения. Мы и обращаемся к рабочим Англии, где было чартистское движение, к рабочим Франции, неоднократно в восстаниях показавшим всю силу своего классового сознания, и к рабочим Германии, вынесшим борьбу с законом о социалистах и создавшим могучие организации… Правительства и буржуазия употребят все усилия, чтобы объединиться и раздавить в крови рабочую и крестьянскую революцию. Но три года войны достаточно научили массы. Советское движение в других странах, восстание германского флота, подавленное юнкерами палача Вильгельма. Наконец, надо помнить, что мы живем не в глубине Африки, а в Европе, где все может быть скоро известно. Рабочее движение возьмет верх и проложит дорогу к миру и социализму» (ПСС, т. 35, с. 16-18).

Клип из документального фильма «От царя к Ленину»: «Братайтесь с неприятелем!»

Делегаты долго и бурно аплодируют Ленину, а затем поют «Интернационал» и переходят к следующему пункту повестки дня. Декрет опубликован в газете Известия Петроградского совета, его содержание также объявлено по радио. Как и «Декрет о земле», «Декрет о мире» распространяется в миллионах листовок по всей стране.

Декреты большевистского правительства потрясают весь мир. Правительства воюющих стран, шокированные и ошеломленные революцией в Петрограде, не отвечают на мирное предложение. Но боевые действия на Восточном фронте мгновенно приостанавливаются, и российские солдаты массами покидают фронт, чтобы вернуться домой.

8 ноября (26 октября по ст. ст.): Съезд советов принимает «Декрет о земле»

«Декрет о земле» опубликован в органе Петроградского Совета, газете «Известия»

Сразу после «Декрета о мире» Съезд обсуждает «Декрет о земле», также написанный и представленный Лениным. После вопроса о мире вопрос о земле является самой жгучей задачей революции. Десятки миллионов крестьян и солдат из деревни жаждут экспроприации богатых землевладельцев и хотят получить свой кусок земли. В течение всего года, особенно в конце лета и начале осени, крестьяне по всей стране захватывают земельные поместья и создают органы местного самоуправления.

Декрет отменяет частную собственность на землю. Все землевладельцы должны быть экспроприированы без компенсации. Поместья и многочисленные царские и церковные угодья передаются в распоряжение земельных комитетов, сформированных по всей стране при местных Советах крестьянских депутатов еще до созыва Учредительного собрания. Вся земля должна перейти к использованию теми, кто ее обрабатывает.

Многие пассажи Декрета были разработаны членами Партии социалистов-революционеров, и в своих ключевых аспектах Декрет перенял аграрную программу партии эсеров, которые на протяжении многих лет провозглашали социализацию земли и экспроприацию помещиков без какой-либо компенсации. Однако руководство партии эсеров, получив пост министра сельского хозяйства во Временном правительстве, на протяжении нескольких месяцев не предприняло даже самых умеренных шагов по реализации своей программы. В результате широкие слои крестьян разочаровались в эсерах, хотя раньше рассматривали их как свою партию. Тем не менее многие крестьяне все еще на стороне эсеров.

Когда один из делегатов Съезда советов обвиняет Ленина в использовании эсеровской программы, тот отвечает:

«Здесь раздаются голоса, что сам декрет и наказ составлен социалистами-революционерами. Пусть так. Не все ли равно, кем он составлен, но, как демократическое правительство, мы не можем обойти постановление народных низов, хотя бы мы с ним были несогласны. В огне жизни, применяя его на практике, проводя его на местах, крестьяне сами поймут, где правда. И если даже крестьяне пойдут и дальше за социалистами-революционерами и если они даже этой партии дадут на Учредительном собрании большинство, то и тут мы скажем: пусть так. Жизнь — лучший учитель, а она укажет, кто прав, и пусть крестьяне с одного конца, а мы с другого конца будем разрешать этот вопрос. Жизнь заставит нас сблизиться в общем потоке революционного творчества, в выработке новых государственных форм. Мы должны следовать за жизнью, мы должны предоставить полную свободу творчества народным массам. Старое правительство, свергнутое вооруженным восстанием, хотело разрешить земельный вопрос с помощью несмененной старой царской бюрократии. Но вместо разрешения вопроса бюрократия только боролась против крестьян. Крестьяне кое-чему научились за время нашей восьмимесячной революции, они сами хотят решить все вопросы о земле. Поэтому мы высказываемся против всяких поправок в этом законопроекте, мы не хотим детализации, потому что мы пишем декрет, а не программу действий. Россия велика, и местные условия в ней различны; мы верим, что крестьянство само лучше нас сумеет правильно, так, как надо, разрешить вопрос. В духе ли нашем, в духе ли эсеровской программы, — не в этом суть. Суть в том, чтобы крестьянство получило твердую уверенность в том, что помещиков в деревне больше нет, что пусть сами крестьяне решают все вопросы, пусть сами они устраивают свою жизнь» (ПСС, т. 35, с. 27).

После перерыва и без дальнейшего обсуждения Декрет принимается подавляющим большинством делегатов.

Петроград, 8 ноября (26 октября по ст. ст.): Съезд Советов создает новое правительство

Первый Совнарком

Всероссийский съезд Советов формирует новое правительство, во главе которого стоит Совет народных комиссаров (сокращенно Совнарком). Список комиссаров-большевиков был составлен Центральным комитетом партии большевиков днем ранее, он утверждается Съездом в следующем виде:

«Всероссийский съезд Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов постановляет:

Образовать для управления страной, впредь до созыва Учредительного собрания, временное рабочее и крестьянское правительство, которое будет именоваться Советом Народных Комиссаров. Заведование отдельными отраслями государственной жизни поручается комиссиям, состав которых должен обеспечить проведение в жизнь провозглашенной съездом программы, в тесном единении с массовыми организациями рабочих, работниц, матросов, солдат, крестьян и служащих. Правительственная власть принадлежит коллегии председателей этих комиссий, т. е. Совету Народных Комиссаров.

Контроль над деятельностью народных комиссаров и право смещения их принадлежит Всероссийскому съезду Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов и его Центральному Исполнительному Комитету.

В настоящий момент Совет Народных Комиссаров составляется из следующих лиц: председатель Совета — Владимир Ульянов (Ленин); народный комиссар по внутренним делам — А. И. Рыков; земледелия — В. П. Милютин; труда — А. Г. Шляпников; по делам военным и морским — комитет в составе: В. А. Овсеенко (Антонов), Н. В. Крыленко и П. Е. Дыбенко; по делам торговли и промышленности — В. П. Ногин; народного просвещения — А. В. Луначарский; финансов — И. И. Скворцов (Степанов); по делам иностранным — Л. Д. Бронштейн (Троцкий); юстиции — Г. И. Оппоков (Ломов); по делам продовольствия — И. А. Теодорович; почт и телеграфов — Н. П. Авилов (Глебов); председатель по делам национальностей — И. В. Джугашвили (Сталин). Пост народного комиссара по делам железнодорожным временно остается незамещенным».

9 ноября, Нью-Йорк: Газета New York Times реагирует на захват власти большевиками

Заголовки в New York Times

В серии своих статей и передовиц газета New York Times, ведущий голос американского либерализма, тесно связанный с администрацией Вильсона, реагирует на захват власти большевиками сочетанием ярости, замешательства, страха, отчаяния и отрицания.

Наиболее последовательное (и кровожадное) выражение точки зрения газеты появляется в редакционной статье от 9 ноября под названием «Переворот в России», в которой редакция осуждает Керенского за то, что тот избегал «кровопролития» и отказывался «бороться до самой смерти» против «анархии». Times пишет: «Предположим, что Керенский с самого начала держал бы Совет рабочих и солдатских депутатов под страхом применения силы… Конечно, было бы кровопролитие. Было бы испытание силой… Единственное, чего хотела анархия, это времени, и Керенский дал ей время подняться в полный рост… Он не объявлял большевиков вне закона и не обращался к армии…»

9–11 ноября (27–29 октября по ст. ст.): Совнарком издаёт Декреты об образовании, прессе и восьмичасовом рабочем дне

Анатолий Луначарский

11 ноября (29 октября по ст. ст.) новый Народный комиссар просвещения Анатолий Луначарский публикует «Обращение о народном просвещении»:

«Идеал — это равное и возможно более высокое образование для всех граждан… Задача истинно демократической организации обучения особенно трудно выполнима в стране, обнищавшей вследствие долгой преступной войны империалистов. Но трудовой народ, взявший власть, не может не помнить, что знание послужит ему величайшим оружием в его борьбе за лучшую долю и за свой духовный рост. Как ни пришлось бы урезывать другие статьи народного бюджета, расходы на народное просвещение должны стоять высоко: щедрый бюджет просвещения — гордость и слава для каждого народа… Борьба с неграмотностью и невежеством не может ограничиться правильной постановкой школьного обучения для детей, подростков и юношей. Взрослые тоже захотят спастись из унизительного состояния человека, не умеющего читать и писать. Школа для взрослых должна занять широкое место в общем плане народного обучения… Повсюду в России, среди городских рабочих в особенности, но также и среди крестьян, поднялась могучая волна культурно-просветительного движения, множатся без числа рабочие и солдатские организации этого рода; идти им навстречу, всемерно поддерживать их, расчищать путь перед ними — первейшая задача революционного и народного правительства в области народного просвещения».

Луначарский заявляет, что «всё школьное дело должно быть передано органам местного самоуправления». В разделе «Педагоги и общество» он продолжает:

«Ни одна мера в области народного просвещения не должна приниматься какой бы то ни было властью без внимательного взвешивания голоса представителей педагогического мира. С другой стороны, решения отнюдь не могут приниматься исключительно кооперацией специалистов. Это относится также к реформам учреждений общего образования. Сотрудничество педагогов и сил общественности — вот это будет преследоваться Комиссией и при составлении её, и в Государственном комитете, и во всей её деятельности. Первейшей задачей своей Комиссия считает улучшение положения учителей, и прежде всего самых обездоленных и едва ли не самых важных работников культурного дела — народных учителей начальных школ… Было бы позором держать дольше в нищете учителей огромного большинства российских детей…» (см.: http://intellect-invest.org.ua/content/userfiles/files/social_history_pedagogic/material_zagalni/Obrastchenie_Lunatscharskogo_1917.pdf)

Это обращение принято Советом народных комиссаров и становится Декретом СНК. Как и другие Декреты того времени, это решение считается временным до созыва Учредительного собрания.

В тот же день Совнарком издает Декрет о восьмичасовом рабочем дне, обеденных перерывах, ночной работе и пр. Декрет ограничивает обычный рабочий день восемью часами и устанавливает определенные правила для перерывов и ночной работы. Таким образом, Совнарком укрепляет и расширяет фактические завоевания рабочего класса, сделанные в течение революционного года, прежде всего через фабричные комитеты.

Двумя днями ранее, 9 ноября (27 октября по ст. ст.), Совнарком принимает меры по закрытию контрреволюционных газет. В Декрете о печати Совнарком одобряет действия Временного революционного комитета Петросовета и заявляет: «Немедленно со всех сторон поднялись крики о том, что новая социалистическая власть нарушила, таким образом, основной принцип своей программы, посягнув на свободу печати. Рабочее и Крестьянское правительство обращает внимание населения на то, что в нашем обществе за этой либеральной ширмой фактически скрывается свобода для имущих классов, захватив в свои руки львиную долю всей прессы, невозбранно отравлять умы и вносить смуту в сознание масс… Как только новый порядок упрочится, — всякие административные воздействия на печать будут прекращены, для нее будет установлена полная свобода в пределах ответственности перед судом, согласно самому широкому и прогрессивному в этом отношении закону» (см.: http://www.hist.msu.ru/ER/Etext/DEKRET/press.htm).

Люккау, 11 ноября: Карл Либкнехт приветствует захват власти большевиками

Карл Либкнехт

Немецкий революционер Карл Либкнехт с декабря 1916 года содержится в суровых условиях в тюрьме Люккау к юго-востоку от Берлина. Он получает ограниченные и сильно цензурированные сообщения о захвате власти большевиками. Однако он сразу же осознает всемирно-исторический характер событий в России. Он пишет своей жене Софи:

«Мне удалось лишь бегло посмотреть газеты. Поразительный процесс социально-экономического революционизирования России, от отбросов до пены, которые выражены в политическом, конституционном и административном революционизировании, не заканчивается, а только начинается. Перед ним неограниченные перспективы — намного большие, чем у Великой французской революции. Противоречие между тем, что было, и нынешними возможностями и требованиями, гораздо сильнее; также высоко напряжение между уровнем, потребностями и возможностями в различных культурных областях и слоях населения, которые сильно отличаются друг от друга; и, прежде всего, высоко напряжение между позициями, требованиями и целями различных слоев и классов в наиболее развитых культурных и экономических сферах и массовых слоях населения. Социальная революция, угроза которой искалечила буржуазную революцию в Германии, в России представляется более сильной, чем буржуазная революция, по крайней мере временно, по крайней мере, в самых многолюдных центрах России. Российский капитализм, конечно, не одинок; он поддержан англо-франко-американским капитализмом. Обеспечение временного, частичного решения одной даже проблемы войны потребует титанических усилий. То, что я узнаю об этих событиях, настолько спорадически и случайно, настолько поверхностно, что я должен довольствоваться предположениями. Нигде я не чувствую изоляции моей нынешней интеллектуальной позиции больше, чем в русском вопросе».

«Союз Спартака» (Spartakusbund) в Германии мужественно и принципиально борется с военной диктатурой кайзера и его империалистической войной. Даже в тюрьме Карл Либкнехт является самым популярным человеком среди солдат в окопах и в рядах радикально настроенных рабочих. «Что говорит Либкнехт?» — это часто первый вопрос в политических дискуссиях масс. Несмотря на тюремный режим и цензуру, ему удается тайно переслать на волю свое первое заявление о русской революции. Через жену Софи Либкнехт общается со своими товарищами по «Союзу Спартака», которые приветствуют победу большевиков.

Loading