Это третья часть статьи, состоящей из четырех частей. Первая часть была опубликована 11 мая, вторая 12 мая.
Троцкистское предупреждение о том, что сталинистская бюрократия, если ее не остановит рабочий класс, в конечном итоге, уничтожит переродившееся рабочее государство и станет новым классом собственников, было полностью подтверждено событиями 1990-х годов.
Один российский социолог довольно ёмко описал этот процесс:
«Министр стал держателем контрольного пакета акций в концерне, начальник управления Министерства финансов — президентом коммерческого банка, руководящий работник Госснаба — главным управляющим биржи» [16].
Степень откровенной криминальности новой буржуазии была ошеломительной. Согласно опросу челябинских предпринимателей, проведенному в начале 1990-х годов, 30 из 40 владельцев крупных холдингов считали невозможным заниматься бизнесом, не нарушая закон. 90 процентов были убеждены, что они не могут заниматься бизнесом, не давая взятки различным государственным учреждениям; 65 процентов подкупали работников органов финансового аудита, а 55 процентов подкупали депутатов на разных уровнях.
В частной беседе с экономистом Андерсом Ослундом, который помогал разрабатывать и проводить в жизнь «шоковую терапию», один из олигархов, обретших богатство и власть в ходе «залоговых аукционов» середины 1990-х годов, объяснял:
«В России есть три вида бизнесменов. Одна группа — убийцы. Другая группа грабит других частных лиц. И к последней группе относятся честные бизнесмены, вроде нас, которые всего лишь воруют у государства» [17].
Эта извращенная и криминальная оргия обогащения бывшей бюрократии базировалась на разрушении производительных сил, созданных советским рабочим классом, а также безрассудной и недальновидной распродажей сырьевых ресурсов. Кузбасс и российская угольная промышленность являются особенно ярким примером социальной криминальности и безжалостности этого процесса.
После Соединенных Штатов Россия располагает крупнейшими запасами угля в мире. Остатки советской угольной промышленности были по этой причине одними из самых лакомых кусков, которые надеялись захватить как российские, так и западные бизнесмены в процессе капиталистической реставрации. США уже заложили основу для масштабного вмешательства в виде вышеупомянутого проекта ПЭР («Партнеры в экономической реформе»), который был запущен в 1990 году, еще до окончательного уничтожения СССР в конце 1991 года. В период реставрации и большей части 1990-х годов США по-прежнему активно участвовали в так называемой «реструктуризации» российской угольной промышленности.
В первые годы капиталистической реставрации правительство, приватизируя угольную промышленность, все же отказалось упразднить все бюджетные дотации, в основном из-за боязни спровоцировать шахтерские стачки, которые продолжались в течение всего десятилетия. Угольная промышленность оставалась под управлением государственной компании «Росуголь» (наследницы бывшего советского министерства угольной промышленности), глава которой Юрий Малышев в то время считался одним из самых влиятельных лиц в стране. Несмотря на то, что угольная промышленность уже была полностью приватизирована, она продолжала оставаться под фактическим контролем российского государства, и это не могло не раздражать международный и, в особенности, американский, финансовый капитал.
Главным рычагом, обеспечившим полное подчинение угольной промышленности интересам крупных американских, австралийских, австрийских и российских компаний, стал Всемирный банк. Будучи преисполнен решимости направить российскую угольную промышленность по «пути Тэтчер» [британский премьер-министр Маргарет Тэтчер подавила в 1984 году забастовку шахтеров и их профсоюз, что обеспечило дальнейшую приватизацию отрасли], Всемирный банк в качестве условий выдачи кредита в размере 500 миллионов долларов навязал программу массовых сокращений и закрытия шахт. Российское правительство, — для которого угольная промышленность являлась, по мнению одного автора, «политической петлей на шее», — приняло в 1995 году «предложения» Всемирного банка. Они включали в себе «обнуление» всех угольных субсидий и план сокращения занятости в угольной промышленности вдвое в течение трех-пяти лет.
Программа Всемирного банка была тесно связана с финансируемым США «Угольным проектом». И то, и другое было полностью поддержано Независимым профсоюзом горняков (НПГ), который к тому времени потерял осиновую часть своей членской базы и влияния.
Последствия «программы реструктуризации» для угольной промышленности были разрушительными. К 2000 году занятость в сфере добыче угля в России упала с 900 тысяч человек до примерно половины этой цифры. Производство, которое достигло пика в 400 миллионов тонн в 1988 году, в 1997 году сократилось до 225 миллионов. К 1996 году «Росуголь» стал открытым акционерным обществом с Малышевым в качестве генерального директора. В 1998 году, после закрытия не менее 58 шахт, правительство объявило о планах закрыть еще 86 из оставшихся 200 угольных шахт в России.
Рабочие не получали зарплату месяцами и даже годами. Хотя в России 1990-х годов это было общим явлением, ситуация в угольной промышленности была особенно тяжелой. В одном особо одиозном случае шахта «Кузнецкая» в Кузбассе, приватизированная в 1991 году на паях с австрийской фирмой, не платила своим работникам в течение двух лет. Доведенные до отчаяния, шахтеры и их жены, в конечном итоге, прибегли к захвату топ-менеджмента, заперли управленцев в административном здании и держали там как заложников до тех пор, пока их зарплата не была выплачена.
Шахтеры, когда-то наиболее высокооплачиваемая категория советских рабочих, к концу 1990-х годов опустились на седьмое место по уровню зарплат [18].
Как и в случае с алюминиевой и металлургической промышленностью, а также другими сырьевыми и энергетическими отраслями, угольная отрасль стала предметом ожесточенной борьбы в госструктурах, а также между крепнущими олигархическими и преступными кланами, причем четкую линию между этими тремя сторонами провести было практически невозможно. Десятки кузбасских управляющих рудниками были убиты во время мафиозных войн 1990-х годов. Уровень убийств в Кузбассе был третьим в стране по величине. Один из директоров шахты, которому газета Moscow Times задала вопрос о влиянии организованной преступности на угольный бизнес, ответил кратко: «Они не влияют на него. Они управляют им».
Социальная катастрофа, вызванная закрытием шахт и ликвидацией сотен тысяч рабочих мест, усугубилась еще и тем, что из-за серьезного дефицита жилья в России (который по-прежнему никуда не делся) уволенные шахтеры и их семьи были практически не в состоянии мигрировать в другие регионы, чтобы найти себе новую работу. Один чиновник из Кузбасса, ранее работавший в КГБ, лаконично сказал New York Times: «Сегодня шахтеры не беспокоятся о мыле. Они ищут еду».
Забастовки шахтеров в Кузбассе и других регионах продолжались на протяжении всех 1990-х годов, втягивая в протесты от 400 до 600 тысяч человек. В целом в течение этого периода миллионы рабочих неоднократно принимали участие в забастовках, протестуя против острейшего социального кризиса. Однако в условиях крайней политической путаницы эти стачки стали объектом манипуляций со стороны соперничающих группировок в профсоюзах, правительственных структурах и среди бизнесменов, которые использовали забастовки для проталкивания своих интересов в Москве или каком-либо регионе.
Ситуация в Кузбассе очень наглядно демонстрирует политический и экономический хаос, разгул преступности и социальное отчаяние, столь характерные для России 1990-х годов. Не удивительно, что многие россияне до сих пор помнят травмирующую атмосферу этого «лихого» десятилетия.
По данным российского журнала Эксперт, общий объем промышленного производства в России упал в 1990-е годы на 55 процентов. Для сравнения, во время Великой депрессии в США производство сократилось на 30 процентов. В российской истории к худшим последствиям привел лишь совокупный эффект Первой мировой войны, революции и Гражданской войны. Между первой половиной 1993 года и первой половиной 1994 года промышленное производство в таких отраслях, как индустрия вооружений, электроника и строительство — ключевые отрасли советской экономики — сократилось на 40-50 процентов. Промышленное производство в целом в 1994 году составило 47 процентов от уровня 1990 года. По сравнению с 1990 годом внутренние инвестиции к 1995 году составляли 35 процентов. В 1996 году 75 процентов всех компаний вообще не занимались капиталовложениями. Иностранный капитал шел на фондовые рынки и в финансовые институты, но не в промышленность.
Приватизация и демонтаж значительных секторов промышленности означали также разрушение государственных систем социального обеспечения, в значительной мере связанных с советской промышленной инфраструктурой.
Более того, в течение последних десятилетий наблюдалось неуклонное сокращение государственных расходов в сфере здравоохранения. Социальный кризис и отсутствие какой-либо политической перспективы толкнули миллионы к самоубийству, к злоупотреблению наркотиками, алкоголем и пр.
Социальная инфраструктура была заброшена до такой степени, что она находится в преступно удручающем состоянии. В России, самой большой по территории стране в мире с населением около 140 миллионов человек, насчитывается всего лишь около 5 тысяч пожарных станций. В значительно меньшей по размеру — хотя и тоже опустошенной в социальном смысле — Польше насчитывается более 15 тысяч пожарных станций при населении в 40 миллионов человек. В 2014 году в России в результате пожаров погибло 9405 человек. Число погибших на каждую 1000 пожаров составило 64,5; этот показатель превысила только Беларусь, у которой 78,8 погибших на 1000 пожаров. Для сравнения: в США, население которых составляет 320 миллионов человек, в результате пожаров со смертельным исходом погибло 3280 человек, а показатель смертности от пожаров составляет 1,7 погибших на 1000 происшествий.
Кемеровский пожар 25 марта 2018 года стал одним из худших, но далеко не единственным крупным пожаром, ставшим результатом преступного игнорирования базовых правил пожарной безопасности. В 2003 году пожар в студенческом общежитии Московского университета унес жизни 44 человек, 156 человек получили ранения разной тяжести. В результате пожара в доме престарелых в Краснодаре в 2007 году погибло 60 человек; пожар в ночном клубе в Перми в 2009 году привел к гибели 154 человек; а в 2015 году пожар в торговом центре в Казани унес жизни 19 человек, травмы получили еще более 60 человек.
По данным Международной организации труда, в России каждый год около 15 тысяч рабочих погибают в результате несчастных случаев на производстве. Ужасающе большое число, 190 тысяч человек, умирает ежегодно в результате последствий опасных трудовых условий.
Короче говоря, вопреки утверждениям капиталистических триумфаторов и большинства буржуазных ученых, реставрация капитализма вовсе не была «мирным» процессом. Это была односторонняя классовая война, в которой рабочий класс, разоруженный и обезглавленный десятилетиями сталинизма и влиянием паблоизма, стал мишенью беспощадной атаки со стороны восходящей олигархии и империализма
Количество жертв этой контрреволюции никогда не подсчитывалось. Однако любая серьезная оценка должна учитывать не только десятки тысяч человек, погибших в ходе гражданских войн, вспыхнувших на Кавказе и в Центральной Азии. Сюда нужно включить более миллиона самоубийств в России после 1991 года; ужасный всплеск смертности от ранее искорененных болезней, таких как туберкулез; миллионы жертв продолжающихся эпидемий передозировки героином и ВИЧ-инфекции; десятки тысяч рабочих, погибших в результате несчастных случаев на производстве; а также многие миллионы жертв донельзя разваленной социальной инфраструктуры и системы здравоохранения. Кемеровский пожар добавил еще 60 человек к этому скорбному списку, но все это лишь верхушка айсберга.
В результате этого криминального процесса выиграла лишь небольшая кучка олигархов и узкий слой верхнего среднего класса. Отчет о глобальном распределении богатства, опубликованный Credit Suisse по результатам 2016 года, показал, что среди всех крупных экономик Россия, безусловно, достигла самой высокой концентрации богатств в руках олигархии. В документе говорится, что верхняя десятая населения России владеет ошеломительными 89 процентами благосостояния всех домохозяйств, — в сравнении с 78 процентами в Соединенных Штатах и 73 процентами в Китае. 122 тысячи человек в России принадлежат к верхнему 1 проценту самых богатых в мире; в стране насчитывается не менее 79 тысяч долларовых миллионеров. Россия — третья страна в мире по количеству долларовых миллиардеров — их в ней 96 персон. Больше только в Китае — 244 человека (население Китая почти в 10 раз больше российского) и в США — 544 человека. Лишь около 4 процентов населения России можно квалифицировать как «средний класс».
Согласно статье в Независимой газете, опубликованной в апреле 2017 года, около 56% российских рабочих зарабатывают менее 31 тысячи рублей (531 доллар) в месяц. Официальный уровень прожиточного минимума был недавно снижен правительством до уровня менее 9 691 руб. (166 долларов); прожить на это невозможно. Официальная статистика показывает, что около 19 миллионов крайне бедных людей прозябают ниже этого искусственно заниженного уровня.
Продолжение следует.
Примечания:
[16] Ольга Крыштановская, «Трансформация старой номенклатуры в новую российскую элиту» // Общественные науки и современность, 1995, № 1, с. 58-59.
[17] Aslund 2007, p. 160.
[18] Данные взяты из: Stephen Crowley, “Between a Rock and a Hard Place: Russia’s Troubled Coal Industry”, in: Peter Rutland (ed.), Business and State in Contemporary Russia, Boulder: Westview Press 2001, pp. 129-149.