Израиль Агол. Хочу жить. Вадим Агол. Так и жили. Изд-во Аграф. М. 2011.

Данная статья была опубликована на английской странице МСВС 17 декабря 2014 года.

Несколько лет назад воспоминания о детстве революционера, генетика и марксистского теоретика в области биологии Израиля Агола (1891-1937) были опубликованы в Москве вместе с кратким автобиографическим послесловием его сына Вадима Агола, специалиста по полиомиелиту. Книга представляет собой важный документ по истории революционного движения в России и разрушительных последствий сталинизма для судьбы Советского Союза.

Мемуары Израиля Агола о своем детстве в бедном еврейском рабочем районе Бобруйска являются литературным шедевром, концентрирующим внимание на угнетении рабочих-евреев и распространении революционного движения в царской империи в период, предшествовавший Октябрьской революции.

В отличие от детства Израиля Агола, трудное начало карьеры его сына, еврея и потомка «врага народа», иллюстрирует разрушительную роль сталинизма в отношении развития науки, связанную с ориентацией сталинизма на наследие великорусского шовинизма и антисемитизма.

Израиль Агол писал свои мемуары накануне собственного ареста сотрудниками НКВД в 1936 году. Мемуары охватывают только годы его жизни в Бобруйске (ныне седьмой по величине город в Беларуси), так как автор не смог продолжить свою работу. Книга была издана на Украине небольшим тиражом, однако после смерти Агола от рук сталинистских палачей она исчезла из книжных магазинов.

Агол вырос на Полицейской улице, одной из самых бедных улиц еврейского рабочего района Бобруйска. Родившись в 1891 году, в начале периода быстрого становления российского капитализма и усиления кризиса царского самодержавия, он стал свидетелем губительной нищеты рабочих по всему городу, революции 1905 года, а также жестокого угнетения евреев. В молодом возрасте он сам стал участвовать в быстро растущем революционном движении.

В книге Агол представляет себя как ярого противника Бунда, еврейской социал-демократической организации. В действительности, однако, как и отметил в послесловии его сын, в 1909 году он стал членом Бунда, который пользовался значительной поддержкой среди еврейских рабочих и мелких торговцев, особенно в Белоруссии и Польше. В 1916 году он порвал с Бундом и примкнул к большевикам.

Работая над своей рукописью в условиях роста репрессий 1930-х годов и систематической фальсификации истории Октябрьской революции и предшествующих десятилетий политической борьбы, Агол был вынужден лгать о своей собственной политической биографии.

Несмотря на сокрытие факта своего членства в Бунде, мемуары Агола дают правдивое и глубоко динамичное изображение тяжелого положения еврейских трудящихся в царской империи. Агол вырос в рабочей семье. В то время как его отец был одним из самых эрудированных людей на своей улице и регулярно собирал вокруг себя работников, которым он читал труды Дарвина, Августа Бебеля и Маркса, его мать была неграмотной женщиной, погруженной в отчаянную борьбу по воспитанию своих детей и сохранению семьи от постоянной угрозы голода.

Она возлагала все свои надежды на Израиля и его старшую сестру Эстер. В отличие от многих своих братьев и сестер, Израиль смог пойти в школу, где научился говорить и писать по-русски. (В то время наиболее бедные евреи в царской империи говорили только на идише).

Годы, проведенные в школе, оставили в нем чувство горечи и ненависти. Его детство проходило в условиях двойного унижения: он страдал за то, что был как бедным, так и евреем.

Израиль и Эстер вскоре стали участвовать в революционном движении. (В книге они оба представлены как участники кружка большевистской фракции социал-демократической партии). После доноса в полицию Эстер была арестована и сослана в Сибирь. Тем не менее Агол и его сверстники продолжали свою революционную деятельность, наблюдая массовые демонстрации, — часто жестоко подавляемые казаками, — и повышая уверенность как в самих себя, так и в отношении политической организации рабочего класса.

Одним из самых ярких отрывков в мемуарах Агола является описание отвратительного погрома в Бобруйске, организованного русскими ультра-националистами и казаками. Погром с огромной свирепостью обрушивается на Полицейскую улицу и его жителей: женщины, в том числе в пожилом возрасте, жестоко изнасилованы; квартиры и дома разграблены и разрушены; дети и мужчины погибают; некоторые из жертв изнасилований умирают после жестокого обращения с ними.

Агол и несколько его друзей из революционного кружка стали членами группы самообороны, образованной в самом начале погрома. Хотя им удалось пресечь беспорядки со стороны толпы, они попали под огонь хорошо вооруженных казаков, которые убили как Шолома, лучшего друга Израиля, так и его первую любовь Славу.

После погрома вся улица переполнилась горем и ужасом. Отец Славы, страдавший некоторое время от психического заболевания и униженный погромщиками, сошел с ума из-за смерти своей дочери. Преисполненный решимости совершить во имя бога возмездие «око за око, зуб за зуб», он поджег местную синагогу и погиб в огне.

Погром произошел на фоне серьезного экономического кризиса и крайне холодной зимы. Отец Агола, как и многие другие рабочие, был безработным в течение нескольких месяцев. Мать регулярно ходила просить хлеба, чтобы спасти своих детей от голода. Ещё будучи подростком, Израиль был вынужден взяться за тяжелую физическую работу в порту. В свободное время он продолжил изучение работ по философии и трудов классиков марксизма, а также писал стихи. Воспоминания заканчиваются его отъездом из Бобруйска.

Написанная живым и красивым языком, книга Агола дает неоценимую панораму социальных и личных переживаний, которые побудили многих из его поколения посвятить свою жизнь борьбе за социализм. Его наблюдения над социальными противоречиями, раздиравшими царское общество, а также над тем, каким образом они влияли на личную жизнь трудящихся и слишком часто разрушали ее, содержат идеи, которые редко можно встретить у современных писателей.

В то же время мемуары представляют собой редкий литературный документ о жизни еврейского населения Бобруйска на рубеже веков. Во время немецкой оккупации в годы Второй мировой войны все еврейское население города, — примерно 26,700 человек, — было убито нацистами в гетто и в ходе печально известной Бобруйской резни.

Почти забытый сегодня, Израиль Агол был важной и вдохновляющей фигурой в революционном движении и интеллектуальной жизни раннего Советского Союза.

Агол воевал на фронтах Первой мировой войны и был дважды ранен. Присоединившись к большевикам во время войны, он после Октябрьской революции 1917 года в Петрограде участвовал в боях под Москвой.

Во время Гражданской войны он играл ведущую роль в борьбе против немецких оккупационных войск в Прибалтике и Белоруссии. После этого он стал высокопоставленным партийным работником в ранний период истории Советского Союза и служил редактором нескольких многотиражных газет. В 1923-24 годах он принимал активное участие в Левой оппозиции, которая, под руководством Льва Троцкого, вскоре выступила против ревизионистского курса «социализма в одной стране», проводимого сталинской фракцией.

В начале 1920-х годов он жил в Кремле вместе со своей первой женой Мэри, матерью Вадима Агола, которая работала в секретариате Ленина. Одновременно он продолжал свои исследования в области медицины и биологии, начатые им в 1916 году в Москве [1].

С 1924 по 1928 год он изучал философию и генетику в Институте красной профессуры (ИКП), где стал учеником главного марксистского философа Деборина. В 1926 году он начал одновременно работать в Московском зоотехническом институте. В 1928 году возглавил Биологический институт.

В этот период он помогал генетику А. С. Серебровскому в новаторских экспериментах по мутагенезу и делению генов. Он также написал несколько работ, защищающих генетику от нападок так называемых механицистов, которые выступали за неоламаркистскую теорию наследуемости приобретенных признаков.

В 1930-1932 годах он и советский генетик Соломон Левит работали в Техасском университете вместе с Германом Джозефом Мёллером, который позже стал лауреатом Нобелевской премии в области медицины. Хотя Агол и Левит получили приглашение остаться в США и продолжить свои исследования, оба в 1932 году вернулись в Советский Союз.

В СССР школа Деборина была уже разгромлена по приказу Сталина, и генетики, такие как Агол, оказались под усиливающимся давлением. Последние годы его академической жизни, проведенные на Украине, были омрачены все более свирепыми политическими репрессиями и непрерывными клеветническими кампаниями против него и других генетиков.

В 1936 году Агол был арестован НКВД. По словам его сына, арест был связан со Вторым Московским процессом, на котором Рейнгольд, давний друг Агола, выступал в качестве главного «свидетеля» обвинения. Однако главную роль сыграли, несомненно, академическое и революционное прошлое Агола. Он был расстрелян 8 марта 1937 года.

Вскоре после казни Агола были расстреляны и некоторые другие советские генетики и последователи Деборина, в том числе Макс Л. Левин (1885-1937) и Соломон Левит (1892-1938). В последующие годы террор и борьба с генетикой со стороны последователей Лысенко стоили жизни и научной карьеры десяткам выдающихся биологов. Генетик Николай Вавилов, один из величайших ученых XX века, умер в сталинской тюрьме во время войны, в 1943 году.

Трофим Лысенко утверждал, что организмы, в том числе сельскохозяйственные культуры, могут передавать идущим за ними поколениям свойства, приобретенные при определенных заданных условиях. Псевдонаучные теории Лысенко привели в последующие десятилетия к колоссальному ущербу для советской экономики. Взгляды Лысенко между тем были одобрены и приняты в качестве официальной политики сталинистского режима в области сельского хозяйства. Продвижение антинаучных концепций и подобного шарлатанства сыграло громадную роль в дискредитации авторитета марксизма и Советского Союза в глазах бесчисленного количества рабочих и интеллектуалов.

Текст Вадима Агола, входящего сегодня в число ведущих мировых специалистов по полиомиелиту, проливает некоторый свет на трудную жизнь подлинных ученых, работавших в период после Большого террора. Он родился в 1929 году; его молодость была омрачена террором и Второй мировой войной.

Он изучал медицину в послевоенной Москве в то время, когда Лысенко и его ученики по-прежнему господствовали в биологических науках. Извращение наук со стороны сталинистской бюрократии и ее лакеев приобрело гротескные размеры.

Агол вспоминает, например, о «теориях» старой большевички Ольги Лепешинской, которая утверждала, что, согласно марксистской «диалектике», «живое» всегда возникает из «неживого». В лучших традициях шарлатанства она открыла панацею против старения — содовые ванны, которые широко пропагандировались в официальной советской печати (стр. 214-215).

Вадим Агол закончил аспирантуру на фоне разворачивающихся антисемитских чисток конца 1940-х и начала 1950-х годов, во время которых были уничтожены члены Еврейского антифашистского комитета, а многие другие интеллектуалы-евреи сняты со своих постов. Его мать Мэри также потеряла работу.

После учебы в аспирантуре Агол был направлен на работу в Караганду (Казахстан), куда в годы террора были сосланы многие ведущие ученые. Защита его диссертации стало возможной только после смерти Сталина в марте 1953 года.

Через год, в марте 1954 года, он стал первым за многие годы студентом-евреем, который получил в Казахстане степень доктора философии. По возвращении в Москву он присоединился к недавно созданному Институту полиомиелита и вирусного энцефалита им. М. П. Чумакова, изучавшего полиомиелит, который к 1950-м годам в Советском Союзе и во все мире достиг масштабов эпидемии.

Вадим Агол добился реабилитации своего отца в 1957 году, после XX съезда партии 1956 года, когда тогдашний Первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев, который сам играл роль палача в годы террора, был вынужден признать некоторые из худших преступлений Сталина.

Переиздание мемуаров его отца является важным литературным событием и шагом к возвращению одной из многих выдающихся жертв сталинистского террора на ее подлинное место в истории. В последние годы три наиболее важные работы Израиля Агола были опубликованы московским издательством URSS, которое по инициативе российского ученого и философа Сергея Николаевича Корсакова начало печатать серию работ из школы Деборина.

Публикация работ Агола свидетельствует о растущем в бывшем Советском Союзе интересе к мощным марксистским традициям рабочего класса. Хотелось бы надеяться, что прекрасно отредактированная и имеющая большое значение книга Израиля и Вадима Агол найдет широкую читательскую аудиторию в России и в скором времени будет переведена на другие языки.

* * *

[1] С. Н. Корсаков: Израиль Иосифович Агол. Биобиблиографический очерк; в книге: И. И. Агол: Диалектический метод и эволюционная теория, М.: URSS, 2013, стр. III-V.