Неортодоксальная (Unorthodox), это небольшой (четыре серии) сериал Netflix, который рассказывает о судьбе Эсти Шапиро, 19-летней несчастной замужней женщины из Бруклина, района Нью-Йорка, которая покидает свою еврейскую ультраортодоксальную хасидскую общину и отправляется в Берлин, чтобы найти свою мать и начать новую жизнь.
Сценарий фильма основан на автобиографии Деборы Фельдман Неортодоксальная: Скандальный отказ от моих хасидских корней (Unorthodox: The Scandalous Rejection of My Hasidic Roots), которая была опубликована в 2012 году. Фельдман сотрудничала в написании сценария с Анной Вингер и Алексой Каролински, постановщиками телесериала, сейчас проживающими в Берлине. Однако, как поясняется в кратком пояснении к фильму под названием Как делали Неортодоксальную, современные сцены Эсти в Берлине «полностью выдуманы».
Фильм Неортодоксальная снят режиссером Марией Шрадер и, по существу, является результатом международных усилий. Актеры в основном израильтяне, множество сцен снято на улицах Бруклина. Большая часть диалога ведется на идише, языке хасидов. Все студийные сцены и интерьеры были сняты в Берлине.
История начинается с бегства Эсти из района Вильямсбург, где живут тысячи хасидских семей из секты Сатмар. Фильм состоит из серии быстрых флэшбэков, и в нем пересекаются сцены Бруклина и Берлина.
Выйдя замуж в 18 лет, проходит несколько месяцев, прежде чем Эсти (Шира Хаас) решает завершить свой брак с мужем Янки (Амит Рахав). Все более несчастная, она понимает, что беременна и решает уехать, не сказав ничего Янки. Используя документы, оставленные ей матерью, которые дают ей немецкое гражданство через ее бабушку и дедушку по материнской линии, она отправляется в Берлин.
Семья мужа советуется с раввином (Эли Розен), и муж Эсти отправляется вместе с его старшим и знающим жизнь кузеном Мойше (Джефф Уилбуш), чтобы вернуть свою жену. Тем временем Эсти начинает видеть возможности новой жизни в Берлине, и сериал завершается противостоянием между новыми и старыми традициями. Многие вопросы остаются без ответа, включая предстоящее материнство Эсти и другие подробности ее будущего.
Этот сериал, быстро развивающийся и временами тревожный, силен своим изображением хасидской жизни. Фильм описывает процедуру брака между двумя подростками, которые никогда раньше не встречались; первый, напыщенный разговор между Эсти и Янки; некоторые сцены из жизни семей и молодых матерей; а также близкие отношения Эсти со своей бабушкой Бэбби (Дина Дорон). Актерская игра замечательна, и особенно выделяется Шира Хаас, которая, хотя на пять лет старше подростка Эсти, прекрасно изображает как хрупкость, так и решимость персонажа.
Одна из наиболее продолжительных сцен — это шумная и радостная свадьба Янки и Эсти, которую мужчины и женщины празднуют в отдельных, разделенных занавеской, хороводах. Мать Эсти Лия (Алекс Рид), которую Эсти не видела уже много лет, наблюдает за происходящим со стороны, прежде чем ее замечают и выводят из здания.
Счастье Эсти длится не дольше первой брачной ночи. Она не может разорвать свой брак со своим несколько наивным мужем-недорослем. Во время их первой встречи она сказала ему, что она «другая». Она интересуется музыкой, но в ультраортодоксальном мире женщинам запрещено выступать на сцене, даже петь публично. Эсти отчуждена от других молодых жен. Все они постоянно беременны, и ни у кого нет никаких интересов, кроме своих мужей и детей. Эсти, как и другие, не имеет никаких навыков, знаний, никаких связей с тем, что хасиды называют «светским миром». Как сердито и нетерпеливо спрашивает ее свекровь после того, как стало известно об исчезновении Эсти: «Куда она могла бы пойти?»
До свадьбы Эсти жила с теткой и бабушкой. Ее называют сиротой. Ее отец выпивает, семья относится к нему с презрением, и он не играет никакой роли в ее жизни. Ее мать подверглась остракизму и давно покинула семью, позже вступив в однополые отношения в Берлине.
Некоторые сведения о хасидизме, движении религиозного возрождения внутри иудаизма, которое началось в XVIII веке, помогут понять дилемму, стоящую перед Эсти Шапиро и другими. Хасиды сегодня делятся на многочисленные секты, которые отличаются крайним религиозным консерватизмом и замкнутостью. Характерная для них одежда и ритуалы восходят к правоверному иудаизму, но не во всем идентичны ему. Различные ветви хасидизма составляют около 5 процентов мирового еврейского населения, насчитывающего почти 20 миллионов человек.
Сатмарские хасиды являются одной из самых молодых сект, которая была основана в Венгрии в начале XX века. В настоящее время это самая крупная ветвь хасидизма, с десятками тысяч последователей в США, главным образом в Нью-Йорке и близлежащем пригороде Нью-Йорка Монси. Еще десятки тысяч живут в Израиле и меньшее число в других местах.
Как объясняет документальный фильм о хасидах Один из нас (также на Netflix), лишь два процента хасидского населения покидают общину, в которой родились. Фанатичное мракобесие усиливается сочетанием социальной замкнутости и остракизма заблудших. Порывающие с общиной платят за это высокую цену. Отец или мать обычно теряют опеку над своими детьми, а в некоторых случаях даже любое участие в жизни своих детей. Доктрина «статус-кво» в делах об опеке детей означает, что гражданский суд обычно постановляет, что интерес детей диктует, чтобы они продолжали воспитываться так же, как и до расторжения брака их родителей. Ультраортодоксальные общины нанимают дорогостоящих и опытных юристов, чтобы обеспечить этот результат.
Социальная отсталость членов общины и жестокое обращение с теми одиночками, кто ставит под сомнение веру и традиции, очень ясно выражены в фильме, и все же жизнь людей внутри секты показана с сочувствием и внимательностью. Историческая основа для продолжающегося увлечения хасидской жизнью показана в сцене, где Эсти говорит со своей плачущей бабушкой, объясняющей, как той не хватало родителей и всей своей семьи, которые погибли в Холокосте. Сатмарские хасиды ужасно пострадали от нацистского геноцида, и одним из последствий этой трагедии стало усиленное чувство, что надо заменить «потерянные души», надо рожать и заводить чрезвычайно большие семьи, что дети не должны быть «потеряны» для религии в случае развода. Тем, кто воспитан в подобной секте, трудно порвать свои узы с этим обществом.
Отрывки фильма, снятые в Берлине, гораздо слабее. Берлин показан гладко, прилизанно. Эсти ходит по солнечным и современным улицам в районе Потсдамской площади и других процветающих районов — по крайней мере, до пандемии коронавируса.
Конечно, зритель смотрит на город глазами Эсти, которая никогда не покидала Вильямсбурга, не говоря уже о Соединенных Штатах. Это вполне нормально, но проблема в том, что сказочная жизнь Эсти в Берлине продолжается без особых перерывов. Кое-какие сцены просто не выглядят реальными. У Эсти есть адрес ее матери, но она решает погулять по улицам, натыкается на студента-музыканта в соседнем кафе, а затем случайно знакомится — в ходе сказочных приключений, где она выступает в роли Золушки, — с группой студентов музыкальной школы, которые немедленно приветствуют ее, не задавая никаких вопросов. Позже вечером она возвращается в ту же музыкальную школу, и проводит там свою первую ночь в Берлине.
Группа студентов, — в их числе израильтянин, алжирец, нигериец, йеменец и немец, — напоминает замечательный оркестр «Западно-восточный Диван», основанный почти 20 лет назад знаменитым дирижером и пианистом Даниэлем Баренбоймом вместе с палестинским интеллектуалом Эдвардом Саидом. Эта мультикультурная и международная атмосфера, безусловно, приятна и привлекательна, но это приключение Эсти не вызывает доверия. В однобоком изображении Берлина есть элемент самоуспокоенности и самодовольства. Многое сцены выглядят фальшиво. Эти сюжетные трюки подчеркивают версию современности среднего класса, которая доступна только небольшой части населения.
Некоторые сцены, происходящие в Берлине, например те, которые описывают попытки Янки и Мойше выследить Эсти, более эффектны. Зритель понимает искренность и наивность Янки, цинизм и грубость Мойше. Еще одна сцена в Берлине звучит честной нотой: мать Лия, наконец, объясняет своей дочери, Эсти, почему их разлучили много лет тому назад. Она рассказывает Эсти, что тайком пошла на ее свадьбу, но была вынуждена уйти. Она также объясняет дочери, как в момент ухода от своего жестокого мужа-пьяницы, когда девочке было всего четыре года, суд отнял у нее право матери. Эсти всегда говорили, что ее мать бросила семью, и она потрясена до глубины души.
Мир ультраортодоксов редко становится предметом художественного изображения, и существует множество подобных историй, некоторые из которых еще более трагичны. Несмотря на ряд слабых сторон, Неортодоксальная заслуживает широкой аудитории.