Нижеследующее является последней частью статьи из трех частей, основанной на лекции, прочитанной летом 2007 года. Первая часть была опубликована 23 мая; вторая часть — 26 мая.
Почему КПГ пропустила революцию?
Самый простой ответ на этот вопрос — обвинить во всем Брандлера. Такова была реакция Зиновьева и Сталина, сделавших Брандлера козлом отпущения. Одновременно они обвинили КПГ в том, что она предоставила неверную информацию о положении в Германии, преувеличивая революционный потенциал ситуации. Таким образом, они оспорили общую оценку, на которой основывался план революционного восстания.
Менее чем через три недели после того, как восстание было отменено, они начали по-новому интерпретировать события в Германии. Они сделали это, чтобы по фракционным причинам скрыть свою собственную роль, поскольку борьба с Левой оппозицией теперь развилась с полной силой. 15 октября был опубликован первый важный документ Левой оппозиции — Заявление 46-ти. В начале декабря Троцкий опубликовал статью «Новый курс».
Троцкий отверг упрощенный подход Зиновьева и Сталина. Он не был согласен с решением Брандлера отменить восстание. Но он не рассматривал это как изолированное событие. В конце концов, Карл Радек присутствовал в Хемнице в качестве представителя Коммунистического Интернационала. Радек и Zentrale, главное партийное руководство КПГ, согласились с решением Брандлера.
Настойчивое утверждение Брандлера о том, что революция потерпит неудачу, и что коммунисты окажутся в изоляции, если начнут восстание без поддержки левых социал-демократов, соответствовало предыдущим ошибкам, за которые нес ответственность не только Брандлер, но и Коминтерн. Исполком Коминтерна, возглавляемый Зиновьевым, и руководство Коммунистической партии Германии (как его большинство, так и его левое крыло) долгое время демонстрировали пассивное, типично «центристское» отношение к событиям, развивавшимся в Германии. Несмотря на то, что социально-политическая ситуация резко изменилась после французской оккупации Рура в январе, они продолжали применять политические методы, разработанные на более раннем этапе, до того, как революция встала в повестку дня.
Лишь с большим опозданием, в разгар августовских событий, они изменили курс и начали готовиться к восстанию. Это дало им всего два месяца на подготовку, причем подготовка носила разрозненный, нерешительный и недостаточный характер.
Троцкий в выступлении 21 июня 1924 года на V Всесоюзном съезде работников лечебно-санитарного и ветеринарного дела назвал следующие причины поражения:
«В чем же основная причина поражения германской коммунистической партии? — спрашивал он. — В том, что она своевременно не поняла наступающего революционного кризиса с момента оккупации Рура и особенно с момента прекращения пассивного сопротивления (январь—июнь 1923 г.). Она упустила сроки… Она продолжала и после наступления рурского кризиса агитационную и пропагандистскую работу на основе формулы единого фронта — таким же темпом и в таких же формах, как и до кризиса. Между тем эта тактика стала уже в корне недостаточной. Рост политического влияния партии шел автоматически. Нужен был резкий тактический поворот. Нужно было показать массе, и прежде всего своей собственной партии, что дело идет на этот раз о непосредственной подготовке к захвату власти. Нужно было организационно закреплять возрастающее влияние и создать опорные базы для прямого натиска на государство. Нужно было передвинуть всю организацию на фабрично-заводские ячейки. Нужно было создать ячейки на железных дорогах. Нужно было поставить ребром вопрос о работе в армии. Нужно было, в частности, и тактику единого фронта целиком и полностью приспособить к этим задачам, придать ей более решительный и твердый темп и более революционный характер. На этой основе должна была производиться военно-техническая работа».
«Самое главное, однако, состояло в том, чтобы своевременно обеспечить решительный тактический поворот в сторону захвата власти. Это сделано не было. В этом главное и роковое упущение. Отсюда основное противоречие: с одной стороны, партия ждала революцию, а, с другой стороны, обжегшись на мартовских событиях, она до последних месяцев 1923 г1923 г. отклоняла самую мысль об организации революции, т.е. о подготовке восстания. Политика партии велась в мирном темпе, в то время как развязка надвигалась. Срок восстания был установлен тогда, когда по существу противник уже использовал упущенное партией время и закрепился. Военно-техническая подготовка партии, начавшаяся лихорадочным темпом, оторвалась от политики, которая велась прежним мирным темпом. Масса не поняла партии и не поспела за ней. Партия сразу почувствовала отрыв от массы и оказалась парализованной. Отсюда внезапное отступление с первоклассных позиций без боя — самое жестокое из всех возможных поражений» [16].
Можно ли было вообще организовать успешное общенациональное восстание в октябре 1923 года?
Существует ряд сообщений ведущих немецких коммунистов, а также лидеров и военных специалистов Коминтерна, присутствовавших в Германии, которые свидетельствуют об очень плохом состоянии подготовки. Боевые отряды — так называемые революционные сотни — были сформированы и обучены, но оружия практически не было. Пропагандистский аппарат КПГ — из-за запретов и преследования — был в плачевном состоянии. Связь и координация между региональными комитетами партии были налажены очень плохо.
С другой стороны, рабочие, сражавшиеся в Гамбурге, продемонстрировали исключительную смелость, дисциплину и эффективность. Всего 300 рабочих сражались на баррикадах, но они встретили широкую, хотя в основном пассивную, симпатию среди населения.
В своем докладе на съезде работников лечебно-санитарного и ветеринарного дела Троцкий подчеркнул, что необходимо учитывать динамику самой революции. «Имели ли коммунисты за собой большинство трудящихся масс? На этот вопрос нельзя отвечать лишь статистически. Вопрос разрешается динамикой революции», — сказал он.
«Было ли у массы боевое настроение? Вся история 1923 года не оставляет на этот счет никакого сомнения… При таких условиях масса могла выступить только при наличности твердого, уверенного в себе руководства и доверия самой массы к этому руководству. Разговоры о том, будто у массы не было боевого настроения, имеют очень субъективный характер и отражают по существу неуверенность верхов самой партии» [17].
Уроки Октября
Капитуляция без боя была, конечно, самым худшим из возможных исходов немецких событий. Это деморализовало и дезорганизовало КПГ и создало условия, при которых правящая элита и военные могли перейти в наступление и консолидировать свою власть. Поэтому Троцкий настаивал на том, что уроки немецкого поражения должны быть извлечены полностью и целиком. Он решительно отверг назначение козлов отпущения: это было лишь способом избежать рассмотрения более фундаментальных политических проблем. Извлечение этих уроков было необходимо не только для подготовки немецкого руководства к будущим революционным возможностям, которые неизбежно возникнут. Это также имело решающее значение для всех других секций Коминтерна, которые будут сталкиваться с аналогичными вопросами и проблемами.
Троцкий отметил, что уроки русской Октябрьской революции — единственной успешной пролетарской революции в истории — никогда не были правильно изучены. Летом 1924 года он написал работу Уроки Октября, рассматривая успешный русский Октябрь в свете поражения в Германии.
В этой работе он настаивал: «Для изучения… законов и методов пролетарской революции нет до настоящего времени более важного и глубокого источника, как наш октябрьский опыт». С этими проблемами столкнется каждая коммунистическая партия при вступлении в революционный период: «Кризисы внутри партии, вообще говоря, возникают на каждом серьезном повороте партийного пути, как преддверие поворота или как его последствие. Объясняется это тем, что каждый период в развитии партии имеет свои особые черты и предъявляет спрос на определенные навыки и методы работы. Тактический поворот означает большую или меньшую ломку этих навыков и методов: здесь непосредственный и ближайший корень внутрипартийных трений и кризисов».
Затем Троцкий процитировал Ленина: «Слишком часто бывало, — писал Ленин в июле 1917 года, — что, когда история делает крутой поворот, даже передовые партии более или менее долгое время не могут освоиться с новым положением, повторяют лозунги, бывшие правильными вчера, но потерявшие всякий смысл сегодня, потерявшие смысл “внезапно” настолько же, насколько “внезапен” был крутой поворот истории».
«Отсюда, — заключал Троцкий, — вырастает опасность: если поворот слишком крут или слишком внезапен, а предшествующий период накопил слишком много элементов инерции и консерватизма в руководящих органах партии, партия оказывается неспособной осуществить свое руководство в наиболее ответственный момент, к которому она готовилась в течение годов или десятилетий. Партия разъедается кризисом, а движение идет мимо нее — к поражению».
«А самый крутой поворот — это тот, когда партия пролетариата от подготовки, от пропаганды, от организации и агитации переходит к непосредственной борьбе за власть, к вооруженному восстанию против буржуазии. Все, что в партии остается нерешительного, скептического, соглашательского, капитулянтского — меньшевистского, — поднимается против восстания, ищет для своей оппозиции теоретических формул и находит их готовыми — у вчерашних противников — оппортунистов. Это явление мы будем еще наблюдать не раз» [18].
Зиновьев и Сталин отвергли подход Троцкого. Движимые фракционными и субъективными побуждениями, они фальсифицировали события в Германии, замели свои собственные следы и сделали Брандлера козлом отпущения за все, что пошло не так. Последствия были катастрофическими. Руководство КПГ было заменено — в пятый раз за пять лет — без каких-либо уроков.
Как отметил Радек в ходе жаркого спора со Сталиным на пленуме ЦК РКП в январе 1924 года, опытные марксистские кадры были заменены людьми, которые раньше работали в центристской НСДПГ, либо вообще не имели революционного опыта. Генрих Брандлер, один из основателей «Союза Спартака» с 25-летним опытом в социалистическом движении, был заменен Рут Фишер и Аркадием Масловым, молодыми интеллектуалами из зажиточной буржуазной среды, не имевшим революционного прошлого. Центральная группа, которая теперь составляла большинство нового руководства, вступила в партию лишь в декабре 1920 года, когда левое большинство центристской НСДПГ объединилось с КПГ.
Смена руководства создала обстановку — после дальнейших чисток и перестановок в последующие годы — для полного подчинения КПГ диктату Сталина, и это привело к разрушительным последствиям спустя 10 лет, когда гибельная линия КПГ проложила Гитлеру путь к власти. Союз Сталина с левыми Фишер и Масловым был особенно циничным, поскольку генсек всегда занимал самые правые позиции в ходе событий. Сталин заполучил преданность Маслова, — который находился под следствием из-за того, что якобы предоставил полиции информацию во время мартовских событий 1921 года, — обеспечив снятие с него всех обвинений.
В документе о немецких событиях, подготовленном Зиновьевым и принятом Президиумом Исполкома Коминтерна, несмотря на возражения Левой оппозиции, в январе 1924 года, нашла себе место первая версия будущей теории социал-фашизма, отождествляющей социал-демократию и фашизм. Эта резолюция гласила: «Ведущие слои германской социал-демократии в настоящее время представляют собой не что иное, как фракцию германского фашизма под социалистической маской» [19].
После того как партия не смогла вовремя перейти от тактики единого фронта к борьбе за власть, Зиновьев и Сталин полностью отказались от тактики единого фронта. Теория социал-фашизма, отвергавшая любую форму единого фронта с СДПГ против нацистов, была возрождена в 1929 году и сыграла роковую роль в разоружении рабочего класса в борьбе против фашизма.
В 1928 году Троцкий еще раз суммировал основные уроки немецкого Октября. Критикуя проект программы Шестого Конгресса Коминтерна, он писал: «Роль субъективного фактора может оставаться вполне подчиненной в эпоху медленного органического развития, когда и складываются различные постепенновские поговорки: “Тише едешь, дальше будешь”, “против рожна не попрешь” и прочее, которые выражают собою тактическую мудрость органической эпохи, не выносящей “перепрыгивания через этапы”. Когда же объективные предпосылки созрели, тогда ключ ко всему историческому процессу передается в руки субъективного фактора, то есть партии. Оппортунизм, сознательно или бессознательно живущий внушениями прошлой эпохи, всегда склонен к недооценке роли субъективного фактора, то есть значения партии и революционного руководства. Это сказалось полностью в дискуссиях по поводу уроков немецкого Октября, по поводу Англо-русского комитета и китайской революции. Во всех этих случаях, как и в других, менее значительных, оппортунистическая тенденция выступала как линия, непосредственно рассчитывающая на “массы” и потому пренебрегающая “верхушечными” вопросами революционного руководства. Теоретически ложная вообще, такая постановка является гибельной в империалистскую эпоху» [20].
Примечания:
16. Лев Троцкий, «Через какой этап мы проходим?» (Речь на V-м всесоюзном съезде работников лечебно-санитарного и ветеринарного дела).
17. Там же.
18. Лев Троцкий, Уроки Октября.
19. Bernhard H. Bayerlein u.a. Hsg., (Deutscher Oktober 1923. Ein Revolutionsplan und sein Scheitern, Berlin: 2003), p. 464.
20. Лев Троцкий, Коммунистический Интернационал после Ленина. М., 1993, с. 125–126.