23 января Алекс Лихтенштейн, редактор журнала American Historical Review (AHR), опубликовал онлайн- заявление в защиту «Проекта 1619», инициированного в прошлом году изданием New York Times Magazine,против критики со стороны Мирового Социалистического Веб Сайта и нескольких видных историков. Передовая статья «От редакции: 1619 и все прочее» появилась в февральском номере этого ведущего журнала американских академических историков.
Тот факт, что «Проект 1619» нашел сегодня защиту в журнале AHR, несмотря на резкую критику со стороны ряда уважаемых профессиональных историков, является очень тревожным событием. Это показывает, до какой степени расистская мифология, служащая «теоретическим» базисом для политики идентичности среднего класса, была принята и даже поддержана значительной частью академического сообщества в качестве легитимного фундамента для преподавания американской истории.
Опубликованные в августе в New York Times Magazine эссе «Проекта 1619» широко рекламируются в качестве основы для новой учебной программы по истории, которая будет бесплатно предоставляться государственным школам страны с недостаточным финансированием от лица Пулитцеровским центра кризисной отчетности (Pulitzer Center on Crisis Reporting). «Проект 1619», по словам его архитектора Николь Ханны-Джонс, направлен на то, чтобы «переосмыслить» всю американскую историю в свете «античерного расизма», якобы коренящегося в «национальном ДНК», который, как утверждают авторы, возник из предположительно уникального американского «первородного греха» — рабства.
Выступая в защиту «Проекта 1619 год», Лихтенштейн аргументирует не как добросовестный историк, а как адвокат, защищающий сомнительного подсудимого. Он неискренен до степени бесчестности в своих попытках преуменьшить степень пересмотра и фальсификации истории, которую затеял этот «Проект». Различия, заявляет Лихтенштейн, заключаются лишь в акцентах или нюансах.
Аргументы, выдвинутые Ханной-Джонс, таковы: а) создание Соединенных Штатов было контрреволюцией, основной целью которой являлась защита рабства от опасности, исходящей от движения за освобождение рабов, которым руководила Великобритания; б) Линкольн был расистом, и Гражданская война, следовательно, не была связана с борьбой за упразднение рабства; c) афроамериканцы боролись в одиночку перед лицом безжалостного расизма, основанного на всеми признанной доктрине превосходства белых; г) расизм и рабство являются основными элементами американской исключительности и поэтому (и это самое важное); д) всю американскую историю следует понимать как борьбу между белой и черной расами. Движущими силами американской истории являются не объективные социально-экономические процессы, порождающие классовые конфликты, а вечная и сверхисторическая расовая ненависть.
Разногласия по поводу «Проекта 1619 года» вовсе не являются семантическим разночтением фактов, что можно примирить простой перефразировкой аргументов. Здесь выдвинуты две абсолютно непримиримые позиции, которые нельзя даже назвать конфликтующими «интерпретациями». Расистский нарратив, который развивает «Проект 1619 год», по своей природе несовместим с эмпирическими исследованиями и научной методологией. Он противопоставляет подлинному историческому исследованию реакционный расовый миф.
Эссе Лихтенштейна изобилует противоречиями, ошибками, откровенными фальсификациями и циничным позерством. Он начинает с рассказа о своем недавнем посещении нью-йоркского кладбища «Грин-Вуд», где его «поразила» надпись на памятнике солдатам Гражданской войны, отмечающая, что 148 тысяч жителей города Нью-Йорк сражались «в войне за сохранение Союза и Конституции». Лихтенштейна затронул не сам факт того, что почти пятая часть всего населения крупнейшего города Америки участвовала в Гражданской войне — со всеми смертями и трагедиями, которые предполагает эта поразительная статистика. Вместо этого его беспокоит то, чего он не находит в надписи на памятнике: «Ни слова о рабстве или освобождении от него, не говоря уже о военной службе черных». Это упущение, намекает нам Лихтенштейн, доказывает, что северяне, которые сражались и гибли в Гражданскую войну, были равнодушны к рабству.
Однако связь между защитой Соединенных Штатов и отменой рабства, не замеченная редактором AHR, была понятна всем современникам. Интересно бы спросить у него, почему же Юг вышел из Союза в 1861 году? О чем, по его мнению, говорил Линкольн 19 ноября 1863 года на церемонии открытия национального кладбища в Геттисберге, когда он объяснял скорбящей нации, что смысл войны — это «новое рождение свободы»? Что он имел в виду во время своей второй инаугурационной речи за несколько недель до окончания войны и его собственного убийства, совершенного сторонником превосходства белой расы Джоном Уилксом Бутом, когда заявил:
«Одну восьмую часть всего населения составляли чернокожие рабы, не pacceленные равномерно по всему Союзу, а сосредоточенные в основном в южной части. Эти рабы представляли собой объект специфического и усиленного интереса землевладельцев. Все знали, что этот интерес и стал основной причиной войны. Усиление, увековечение и распространение этого интереса стали целью, ради которой мятежники были готовы даже разорвать Союз посредством войны, между тем как правительство заявляло лишь о своем праве ограничить этот интерес определенной территорией» [см.: https://america-xix.ru/library/lincoln-2nd-inaugural/].
Циничное пренебрежение Лихтенштейном памятника на кладбище было бы неинтересно, если бы за этой оценкой не стояла его главная задача — придать вес основным посылкам «Проекта 1619»: что раса является осью американской истории, что афроамериканцы боролись за свободу в одиночку, и что два судьбоносных события американской истории — борьба за независимость и Гражданская война — либо противоречили целям освобождения рабов, либо не были связаны с этим.
Лихтенштейн утверждает, что «переосмысление» «Проекта 1619» — это просто «риторический прием… который ввел широкую публику в понятийные рамки, которые многие историки, вероятно, уже принимают». Другими словами — и здесь он одобрительно цитирует редактора New York Times Magazine Джейка Сильверстайна, — «рабство и расизм лежат в основе “почти всего, что действительно сделало Америку исключительной”».
Редактор AHR подтасовывает карты и объявляет «широко признанным» именно то, что на самом деле является спорным и неоправданным обобщением: «рабство и расизм лежат в основе “почти всего, что действительно сделало Америку исключительной”». На самом деле, это неправда: ведь ни рабство, ни расизм не являются уникальными чертами Америки. И то и другое существовало в бесчисленных обществах, от Древнего мира до современности.
В действительности, то, что сделало американское рабство действительно «уникальным» — это не сам факт его существования, а то, что это рабство породило самое мощное и непримиримое антирабовладельческое движение, которое когда-либо знал мир; это рабство было уничтожено в великой гражданской войне в течение четырех лет боевых действий, в ходе которых погибло примерно столько же американцев, сколько и во всех других войнах США вместе взятых. Это, в свою очередь, привело к принятию конституционных поправок, которые, по крайней мере, на уровне законодательства, установили равные права бывших рабов с другими гражданами.
Версия североамериканской истории, выдвинутая «Проектом 1619» и защищаемая Лихтенштейном, не только отрицает 1776 год, но даже отменяет 1492-й.
Немаловажно, что авторам и редакторам Times приходится игнорировать все, что произошло за 127 лет, предшествовавших прибытию африканцев в Вирджинию. «Уникальность» американской истории, да и всего Нового Света, целиком связана с возникновением капитализма как новой экономической мировой системы. Все зверства Нового Света, начиная с долгого и ужасного процесса истребления коренного населения, развились из этого процесса. Как убедительно заявил Маркс в своем описании «генезиса» промышленного капитализма:
«Открытие золотых и серебряных приисков в Америке, искоренение, порабощение и погребение заживо туземного населения в рудниках, первые шаги по завоеванию и разграблению Ост-Индии, превращение Африки в заповедное поле охоты на чернокожих — такова была утренняя заря капиталистической эры производства. Эти идиллические процессы суть главные моменты первоначального накопления. За ними следует торговая война европейских наций, ареной для которой служит земной шар… Если деньги, по словам Ожье, “рождаются на свет с кровавым пятном на одной щеке”, то новорождённый капитал источает кровь и грязь из всех своих пор, с головы до пят» [см.: https://www.marxists.org/russkij/marx/1867/capital_vol1/64.htm].
Однако ужасы рабства и лишения коренного населения, которые Бернард Бейлин (Bernard Bailyn) метко охарактеризовал как «годы варварства» в колониальной истории Северной Америки, пересекались с другими экономическими, социальными и политическими процессами, которые также способствовали «уникальности» Америки.
Общества 13 английских колоний характеризовались отсутствием феодального прошлого. Эта отличительная черта американского развития была предметом длительных и глубоких дискуссий в среде серьезных историков. Также «уникальным» было глубокое влияние английской Гражданской войны середины XVII века и философии Просвещения XVIII столетия. Революционная защита свободы и революционные идеи глубоко проникли в сознание колониального населения — даже самих рабов, как отметил в своем интервью Мировому Социалистическому Веб Сайту профессор Клэйборн Карсон (Clayborne Carson). Все эти «уникальные» аспекты колоний пересекались с имперским кризисом середины-конца XVIII века, Семилетней войной и глобальным конфликтом между Францией и Великобританией, которые подготовили почву для противостояния, разразившегося в 1775 году. Победа колониального восстания ошеломила весь мир и прозвучала как призыв к революциям во Франции и на Гаити.
Но Лихтенштейн цинично отвергает всемирно-историческое значение американской борьбы за независимость. «Первая республика и ее столь чтимая Конституция просуществовали примерно столько же, сколько и СССР, всего семьдесят четыре года, прежде чем раствориться в самом кровавом конфликте XIX века, — усмехается он. — Со своей стороны, я всегда считал это довольно слабым основанием, на котором можно строить безоговорочное почитание».
Серьезные историки не «почитают» события. Они пытаются понять и объяснить их, проследить их корни в прошлом, их последствия в будущем. Последнее особенно важно при изучении американской борьбы за независимость, поскольку, даже если бы она создала только предварительные условия для уничтожения рабства в течение «всего лишь семидесяти четырех лет» — а на самом деле она достигла гораздо большего, — она все равно заняла бы место в истории как одно из важнейших политических событий. Чтобы усугубить путаницу, Гражданская война, которую Лихтенштейн также умаляет, ставится им в исключительную зависимость от «борьбы черных за свободу», давая понять, что борьба за свободу не была связана с американской борьбой за независимость и теми политическими конфликтами внутри Соединенных Штатов, которые разворачивались между 1787 и 1861 годами.
Лихтенштейн пишет, что «озадачен» критикой по адресу «Проекта 1619». Но затем он кратко излагает критику, выдвинутую Мировым Социалистическим Веб Сайтом:
«Будучи хорошими марксистами, приверженцы Четвертого Интернационала осудили проект за его “идеализм”, то есть за его тенденцию сводить историческую причинность к “сверхисторическому эмоциональному импульсу”. Ложно понимая античерный расизм как неустранимый элемент, встроенный в “ДНК” нации и ее белых граждан, троцкисты заявили: “Проект 1619” является антиисторическим и “иррационалистическим”. Это идеалистическое заблуждение требует, чтобы расизм “сохранялся независимо от любых изменений в политических и экономических условиях”. Естественно, что любой историк-материалист хотел бы так думать. “Обращение к белому расизму, — заявляют они, — заменяет место любого конкретного анализа экономической, политической и социальной истории страны”. Хуже того, “Проект 1619” “ничего не говорит о событии, которое оказало наибольшее влияние на социальное положение афроамериканцев — русскую революцию 1917 года”. (Хорошо, окей, я соглашался с ними до этого пункта)».
Принимая слова Лихтенштейна за чистую монету, — то есть что он, кроме своей оценки значения Октябрьской революции 1917 года, был «согласен» с МСВС, — ясно, что он противоречит своей собственной защите «Проекта 1619». Поскольку позиция МСВС диаметрально противоположна позиции Times, то в той мере, в какой Лихтенштейн признает законность и даже правильность нашей критики, он дискредитирует «Проект 1619».
Лихтенштейн признает высокое качество дискуссий МСВС с ведущими учеными. «Честно говоря, я бы хотел, чтобы журнал AHR опубликовал эти интервью, и надеюсь, что они получат широкое распространение», — пишет он. Но Лихтенштейн продолжает намекать на то, что историки были обмануты. Он воображает, что опрошенные нами ученые «пытаются избегать говорить то, что троцкисты хотели бы от них услышать», и даже сопротивляются «приманкам троцкистов».
Лихтенштейн утверждает, что «можно с уверенностью сказать, что [Джеймс Макферсон] не стал бы подписываться под марксистской версией Гражданской войны, которую предпочитает МКЧИ, — величайшей экспроприации частной собственности в мировой истории, равной которой не было до русской революции 1917 года». К несчастью для Лихтенштейна, именно эта точка зрения выражена профессором Макферсоном в книге Авраам Линкольн и Вторая американская революция (Abraham Lincoln and the Second American Revolution), с которой редактор AHR, очевидно, незнаком. В книге Макферсон пишет:
«Отмена рабства представляла собой конфискацию около трех миллиардов долларов частной собственности, — это пропорция национального богатства, эквивалентная примерно трем триллионам долларов 1990 года. Фактически, правительство в 1865 году конфисковало, без компенсации, основную форму собственности в одной третьей части страны. Это было беспримерно в американской истории… Когда такая массовая конфискация имущества происходит в результате насильственных внутренних потрясений в масштабах Гражданской войны в США, это вполне оправданно назвать революцией».
В статье Лихтенштейн позволяет себе делать беспричинные и оскорбительные выпады по адресу своих коллег. Он обвиняет профессора Гордона Вуда (Gordon Wood), посвятившего свою жизнь изучению американской борьбы за независимость, в том, что им двигали эгоистические интересы. Лихтенштейн смело утверждает, что Вуд, «по-видимому, оскорблен главным образом тем, что “Проект 1619” не обратился к нему за советом». В отношении профессора Виктории Бинум (Victoria Bynum), автора знаменитого исследования Свободный штат Джонса (Free State of Jones), Лихтенштейн пишет, что она «наиболее известна своим вниманием к проблескам антирабовладельческих настроений среди белых южан» [курсив добавлен], — как будто тот факт, что значительная часть белых южан подняла оружие против Конфедерации, помогая обеспечить ее поражение, является тривиальным вопросом. По поводу Джеймса Оукса (James Oakes) Лихтенштейн утверждает, что двукратный лауреат премии Линкольна «на самом деле не направляет большого огня на “Проект 1619”». Это попросту не так. В своем интервью МСВС Оукс выступил с резкой критикой «Проекта 1619». Что касается Шона Виленца (Sean Wilentz) из Принстонского университета, то Лихтенштейн сразу же отмахивается от него за то, что Виленц убедил вышеупомянутых историков написать «гораздо менее поучительное» письмо в Times с критикой «Проекта 1619», чем «энергичное опровержение», которое пришло в ответ от редактора New York Times Magazine Джейка Сильверстайна. Фактически, ответ Сильверстайна, как и редакционная статья Лихтенштейна, были простыми уклонениями от ответа, не отвечающими на содержание критического письма историков, а тем менее на их еще более содержательные интервью для МСВС.
В манере, недостойной редактора AHR, Лихтенштейн издевается над всеми этими выдающимися историками — заслужившими многочисленные премии Бэнкрофта, Линкольна, Пулитцера а также Национальную книжную премию, — именуя их «пестрой командой» и «Виленц и банда четырех». Он затем приписывает им позиции, которые они никогда не занимали, утверждая, что их огорчила газета Times, которая «занимается историей без лицензии» и консультируется «с неправильными историками» [курсив в оригинале].
Гадкая и циничная насмешка. Возражение историков, проинтервьюированных МСВС в отношении «Проекта 1619», заключается не в том, что авторы Times «занимаются историей без лицензии», а в том, что они сочиняют исторический нарратив, не основанный на фактах.
Лихтенштейну, который решил приспособиться к давлению, оказываемому политикой идентичности, трудно поверить, что существуют историки — с менее гибкими спинами, чем у него, — которые ведут себя как принципиальные ученые и не боятся вступать в дискуссии по истории с марксистами. Как заявила Бинум в открытом письме в ответ Лихтенштейну:
«Я полностью согласна с марксистскими учеными в том, что ни раса, ни пол не могут быть поняты отдельно от классовых систем, в которых они переживаются. В этом отношении меня, возможно, заботит немного больше, чем моих коллег, подписавших письмо, не только то, чего нет, но и то, что есть в “Проекте 1619”. Ибо, как вы полагаете, “Проект” действительно игнорирует “класс и конфликт классов”. Именно по этой причине мои опасения более близки к опасениям МСВС, чем вы предполагали.
Возможно, нет ничего удивительного в том, что расовый эссенциализм составляет основу большей части общественной реакции против историков, критикующих “1619”, поскольку тот же самый эссенциализм лежит в основе самого “Проекта”. Мое понимание класса глубоко повлияло на мой анализ расы, и я выразила это в своем интервью МСВС, а также в своем эссе “Историк критикует «Проект 1619»”, которое было опубликовано в моем блоге Renegade South и на МСВС. Как в интервью, так и в эссе я отвергла псевдонаучные теории об отдельных расах и утверждала, что подобные верования предрасполагают к принятию теории расового “правила одной капли”, которая утверждает, что некоторые наследственные “кровные линии” более сильны, чем другие».
Лихтенштейн, безусловно, знает, что Ханна-Джонс и ее последователи в «Твиттере» занялись самой бесстыдной расовой травлей этих историков, а также МСВС, за то, что они осмелились критиковать New York Times. Журнал AHR должен стыдиться того, что его редактор, Лихтенштейн, одобрительно ссылается на эту расистскую клевету. Он пишет, что «как поспешили заметить многие критики, все эти историки белые», хотя и спешит добавить, что «в принципе, конечно, это [цвет кожи историка] не должно обесценивать их взгляды». Тогда зачем упоминать это? Не трудно понять его намек: общение с «белыми» историками было «выбором со стороны левых троцкистов», и мнение человека об истории определяется его расой.
Фактически, утверждение Лихтенштейна само по себе является еще одной ложью. Он просто решил не принимать во внимание интервью МСВС с Клэйборном Карсоном, редактором архива Мартина Лютера Кинга, а также с ведущим политологом Адольфом Ридом-младшим.
Любопытно, что Лихтенштейн специально отчитывает МСВС за то, что тот не связался с Барбарой Филдс (Barbara Fields), ведущим исследователем рабства и Гражданской войны в Колумбийском университете, которая также является афроамериканкой. На самом деле, хотя мы пока не смогли организовать интервью, профессор Филдс прислала нам письмо по электронной почте с краткой оценкой «Проекта 1619»:
«Я едва ли могла пропустить шумиху вокруг “Проекта 1619”, тем более что являюсь подписчиком печатного издания NYT. Хотя я сохранила этот номер (зная, что некоторые из моих студентов увидят его, скорее всего, в Интернете и будут соблазнены ее тенденциозной и невежественной историей), боюсь, что я не потрудилась прочесть его целиком. Предварительная реклама заранее предупредила меня о запуске этой утки. Но как только я получила номер и прочла несколько абзацев, я отказалась тратить время на остальную часть оперетты. Не то, чтобы я ожидала что-то лучшее от Times. Можно ли просить, чтобы их авторы нашли время прочесть Эдмунда Моргана (Edmund Morgan), или Дэвида Бриона Дэвиса (David Brion Davis), или Юджина Дженовезе (Eugene Genovese), или Эрика Уильямса (Eric Williams), или любые книги из множества богатой литературы о рабстве в Соединенных Штатах и западном полушарии, изданной за последнее столетие? Какой вздор! К тому же собранная ими расфасованная история хорошо вписывается в неолиберальную политику».
Подвергнув своих коллег расовым и иным насмешкам, приписав им мнения, которые они вовсе не защищают, Лихтенштейн отступает на свою запасную позицию: мол, в конце концов, в расистской интерпретации двух американских революций со стороны Times ничего не ставится на карту. Он допускает, что утверждение Ханны-Джонс о том, что борьба за независимость велась ради защиты рабства, «по общему признанию… преувеличивает» суть дела. Затем он воображает, что весь проект мог бы быть приемлемым, если бы несколько слов были изменены, смягчая монопричинное объяснение Ханной-Джонс 1776 года при помощи оговорок, вроде такой: «одна из главных причин», по которой «некоторые из патриотов» восстали, заключалась в защите рабства. В заключение он говорит: «Хотя Ханна-Джонс может быть виновна в преувеличении, это скорее вопрос акцента, чем правильной или неправильной интерпретации».
Все это чистая софистика. Утверждать, будто различия заключаются лишь в несколько небрежной формулировке, является одновременно сознательным искажением и абсурдом. Утверждение, согласно которому колонисты отделились с целью сохранить рабство, является сердцевиной всего «Проекта 1619». На самом деле, Ханна-Джонс выступила с лекционным туром, приводя аргументы еще более жесткие, чем в своем эссе. В учебном плане, направляемом в школы — вопрос, который Лихтенштейн также искажает, — детей просят «переписать» Декларацию независимости в свете требований ведущего эссе.
Лихтенштейн использует ту же тактику применительно к искажению Ханной-Джонс роли Линкольна, которую она явно позаимствовала, не признавая авторства, у покойного чернокожего националистического историка Лерона Беннетта-младшего (Lerone Bennett, Jr.). Как и Беннетт, «Проект 1619» вырывает из контекста два эпизода, чтобы представить Линкольна расистом. Первый — из одной его дискуссии с архирасистом Стивеном Дугласом, второй — из его встречи с пятью лидерами чернокожих летом 1862 года по вопросу о колонизации. Контекст этих эпизодов был толково объяснен оксфордским историком Ричардом Карвардином (Richard Carwardine) и Оуксом в их интервью. Как объяснил Карвардин, можно было бы подобрать еще больше цитат в защиту противоположного вывода: Линкольн полагал, что концепция равенства в Декларации независимости распространяется и на чернокожих. Но для Лихтенштейна тенденциозно выбранная «Проектом 1619» цитата «является вопросом акцента и нюанса».
Втянутый в запутанную паутину «Проекта 1619», Лихтенштейн распространяет фальсификацию в отношении Линкольна также на Фредерика Дугласа — фигуру, которая, как и Мартин Лютер Кинг, не упоминается во всем журнале, который якобы предлагает новую версию американских расовых отношений. Редактор AHR указывает на выступление Дугласа в 1876 году о Линкольне и выпячивает отдельные заявления, в которых черный аболиционист сказал, что Линкольн «разделял предрассудки своих белых соотечественников против негров» и «был преимущественно президентом белого человека, всецело преданным благополучию белых людей». Лихтенштейн поразительным образом завершает этот раздел, приравнивая Дугласа, выдающуюся фигуру аболиционизма, к Ханне-Джонс!
Однако основная часть великолепной речи Дугласа была блестящим описанием Линкольна как исторической личности. Вот пример: «Имя Авраама Линкольна было близко и дорого нашим сердцам в самые темные и самые опасные часы Республики. Мы не стыдились его, когда он был окутан облаками тьмы, сомнений и поражений, еще менее, когда мы видели его увенчанным победой, честью и славой. Наша вера в него часто дорого стоила и была предельно напряженной, но она никогда не изменяла нам». В одной из глав своей автобиографии Дуглас сказал о Линкольне:
«Во всех моих интервью с мистером Линкольном я был поражен его свободой от распространенных предрассудков в отношении цветной расы. Он был первым великим человеком в Соединенных Штатах, с которым я мог свободно общаться, который ни разу не напомнил мне о разнице между ним и мной, о разнице цвета кожи, и это тем более знаменательно, потому что он родился в штате с законами в отношении чёрных».
Речь Дугласа о Линкольне была произнесена в 1876 году, в конце периода Реконструкции с его обещаниями полного расового равенства. Однако это было еще за два десятилетия до полного воплощения в жизнь режима сегрегации Джима Кроу, который, согласно расистскому нарративу «Проекта 1619», демонстрирует неизменность «античерного расизма». Напротив, угнетение афроамериканского населения после окончания Гражданской войны самым глубоким и трагическим образом демонстрирует неспособность буржуазной революции, — которая привела к беспрепятственному и взрывному развитию капитализма, — реализовать обещанное Линкольном «новое рождение свободы».
Однако и здесь афроамериканцы вряд ли были так «одиноки», как утверждает «Проект 1619». Опровергая это утверждение, необходимо обратить внимание на другие аспекты американского опыта, которые полностью отсутствуют в основанному на расе нарративе «Проекта 1619».
Начиная с Гражданской войны и действуя все активнее в течение следующих трех десятилетий, американские военные вели безжалостную войну против индейцев американского Запада. Кульминацией этого стало превращение общинных индейских земель в частную собственность в соответствии с «Законом Дауэса» 1887 года и кровавая расправа с племенем Сиу на ручье Вундед-Ни («Раненое колено») в 1890 году. Индейцы, чью культуру было невозможно примирить с капиталистическими представлениями о частной собственности, занимали земли, нужные баронам-разбойникам для железных дорог и для разграбления природных богатств «дикого Запада».
Кроме того, в течении полувека, отделяющего конец Гражданской войны от начала Первой мировой войны, миллионы и миллионы иммигрантов прибыли из Европы и Азии — ирландцы, немцы, итальянцы, евреи, поляки, китайцы, японцы и многие другие. Лихтенштейн пишет, что «афроамериканский опыт должен считаться центральным для каждого аспекта американской истории». Это тип некоего широкого обобщения, которое может означать почти все, что угодно. Разве менее оправдано утверждение, что «опыт иммигрантов должен считаться центральным для каждого аспекта американской истории»? В этой связи следует отметить, что основным субъектом ограничения иммиграции в 1920-е годы и главной мишенью возрожденного Ку-клукс-клана были европейские иммигранты. Ограничения в отношении китайцев и японцев были введены еще раньше, соответственно, в 1882 и 1907 годах.
В течение этого полстолетия американский рабочий класс столкнулся с огромными трудностями в объединении, преодолевая расовые и национальные барьеры.. Тем не менее рабочие — иммигранты и коренные жители, белые и черные, — вели бесчисленные кровопролитные сражения против заводчиков и их наемных боевиков и союзников в полицейских департаментах и национальных гвардий штатов. Классовая борьба в Соединенных Штатах была жестокой. Сотни тысяч людей гибли на работе, многие другие — от плохих условий жизни, от ежедневных реалий, показанных международной аудитории в Джунглях Эптона Синклера и в других произведениях американской реалистической литературы. Многие сотни рабочих погибли в результате убийств на пикетах, убийств за решеткой. Тогда же подверглись линчеванию сотни чернокожих на Юге по ложным, как правило, обвинениям в нападениях на женщин, — как это выяснила историк Ида Уэллс (Ida Wells).
Ничто из этого не должно минимизировать опыт афроамериканцев, которые были, за единственным исключением американских индейцев, наиболее угнетенной частью американского населения. Однако, несмотря на свое специфическое происхождение и особенности, борьба афроамериканцев за преодоление наследия рабства и достижение демократических прав, гарантированных Конституцией, неразрывно связана с более широкой массовой борьбой американского рабочего класса против капиталистической эксплуатации.
Лихтенштейн делает вид, что в этой дискуссии ничего не поставлено на карту. Однако навязывание истории расового нарратива должно иметь современные политические последствия. С самого начала было ясно, что усилия New York Times по использованию «Проект 1619» в качестве основы для новых учебных программ преследуют определенную политическую цель. Это стало неоспоримыми в свете многих публичных заявлений, сделанных Ханной-Джонс, включая ее хвастливое заявление в Чикаго в октябре прошлого года, которое должно ошеломить любого историка: «Я выдвигаю моральный аргумент. Мой метод — то чувство вины».
«Проект 1619» предназначен, в первую очередь, для поддержки усилий Демократической партии по использованию в качестве центральной избирательной стратегии расовой идентичности, равно как и концепции, согласно которой чернокожие и белые исторически имеют противоположные интересы. По иронии судьбы, это является переработкой политического метода, который использовали сторонники белого превосходства на Юге для поддержания господства Демократической партии вплоть до 1960-х годов, и который позднее был взят на вооружение республиканцами в «Южной стратегии» Ричарда Никсона.
Во-вторых, и это еще важнее, «Проект» направлен на то, чтобы подорвать рост межрасовой классовой солидарности в период растущей оппозиции против огромного социального неравенства в американском и международном рабочем классе. Историческая интерпретация, которая фокусируется на центральной роли экономических сил и классовом конфликте, ведет, как минимум, к требованию ограничения корпоративной власти и справедливого перераспределения богатств. Но расовая интерпретация, выдвинутая «Проектом 1619» и выражающая социальные устремления наиболее состоятельных слоев афроамериканского среднего класса, служит поддержке требований репарационных выплат. Это не случайно связано с целями «Проекта». Ханна-Джонс уже объявила, что ее предстоящий проект будет представлять собой требование о компенсациях на расовой основе.
Неуважение, проявленное Лихтенштейном и защитниками «Проекта 1619» по отношению к ведущим историкам, таким как Вуд, Макферсон, Оукс, Карвардин, Бинум и Виленц, выражает неприятие прогрессивной демократической тенденции в американской историографии. Историки, подчеркивающие всемирно-исторический и прогрессивный характер двух американских революций (1775–83 и 1861–65), тяготеют к тому, чтобы узаконить, даже если это и не входит в их намерения, перспективу третьей американской, социалистической, революции.
«Проект 1619», который не обращает внимания на классовую борьбу в своем мифологическом нарративе, выдвигает перспективу, которая как в своих теоретических основаниях, так и в политической перспективе является глубоко реакционной. Лихтенштейн знает, что так оно и есть. В конце своего эссе он пишет, что не намерен «безоговорочно защищать то, что фигурирует в “Проекте 1619”». Редактор признает, что испытывает «разочарование» от преувеличенных утверждений журналистов, стоящих за «Проектом 1619». «И, как отмечают троцкисты, — пишет Лихтенштейн, — марксисты могут найти замену классовых отношений “расой” чем-то, приводящим в замешательство».
Завершая свою пространную защиту «Проекта 1619», Лихтенштейн допускает оговорки, свидетельствующие не только о беспринципном характере его эссе, но и о деградации тех слоев академического сообщества, которых привлекли расистские теории истории.